Неделя. Семь дней. 168 часов. Без нее. Понимая, что теперь рядом ОН. Зная, какие бури лютуют в ее сердце и какие только слухи за это время не проходят мимо. Опасаюсь, что доверие ее ко мне слишком шатко, и предвижу, сколько сумасбродных мыслей будет роится в ее голове.
И все же держусь. Моя цель — спасти сына. Телефон отключен. Из коттеджа на окраине столицы не выхожу сам и не отпускаю никуда Тимоху.
Семья Алцыбеевых приняла нас в своем доме, как родных. Рита и Дима, рискуя своим спокойствием, а зная деда, могу сказать, что не только им, без лишних вопросов укрывают нас с Тимошкой ото всех вот уже долгих семь дней.
И если отец семейства с утра до вечера пропадает на работе, то сестра Амирова искренне проявляет заботу и добродушно помогает мне осваивать роль отца.
Неделя. Семь дней. 168 часов.
Но теперь я смело могу сказать, какую кашу любит мой ребенок и под какую колыбельную засыпает, что пугает его или наоборот заставляет заливисто хохотать. Мы вместе рисуем, лепим, читаем. Вместе строим возле дома снеговиков и сгрызаем морковку вместо того, чтобы сделать несчастному нос. Мы придумываем сказки и из пены в ванной возводим замки. Я успел запомнить каждую линию на его ладошке и сохранить в памяти каждую улыбку, обращенную ко мне и так сильно напоминающую Ксюшу.
И сейчас смотрю, как он наперегонки с Ульяшкой лопает овсянку, и благодарю Бога за это маленькое чудо, точь-в-точь похожее на меня.
— Лерка звонил, — как ни в чем не бывало напевает Рита, а я моментально выпрямляюсь и напрягаюсь, словно натянутая струна. — Все нормально у них, не переживай!
Выдыхаю. Ничего не случилось. В доме Горского она в безопасности.
— Не волнуйся так, Горский — мужик надежный, в обиду никому свою дочку не даст, — заметив мое состояние, пытается успокоить девушка. — Я ему сильно обязана. Не знаю, говорил Лерка или нет, но именно Горский спас меня однажды. Просто пришел и забрал…
— Да, Дима, рассказывал, — откликаюсь, а сам поражаюсь человеческой доброте: по чьей указке ее, тогда еще тринадцатилетнюю девчонку, толпа мужиков скрутила и несколько дней держала в пустом подвале, издеваясь и запугивая, теперь знаю слишком хорошо. Мне до безумия стыдно, что в моих венах течет эта поганая кровь. А еще ненавижу самого себя, что долгие годы боготворил деда и мечтал быть похожим на него.
— Я бы не смог, как вы, — заявляю честно. Рита смотрит на меня выразительными, слегка раскосыми, как у брата, глазами и не понимает. Отчего внутри все сжимается еще сильнее: ей невдомек, что можно по-другому, что можно не помочь или помочь, но формально. Она же вкладывает душу в нас с Тимошкой, отлично понимая, кто я такой.
— Мы не отвечаем за поступки наших родителей, Тимур. Есть ты и твои действия. Есть твой дед и его грехи. Они только его, понимаешь? — положив детям на стол порезанные ломтиками яблоки, Рита подходит ближе. — Я могу ненавидеть Ермолаева за то, что похитил, могу проклинать отца за то, что проиграл ему меня, и жить в вечной ненависти и жажде мести. Но тогда я стану, как они! А я не хочу так. Поэтому давно это все отпустила и научилась жить для себя и своей семьи. Я не забыла, Тимур, но простила обоих. А Горского все никак не могла отблагодарить. Теперь есть такая возможность и я очень рада этому.
— Спасибо, — искренне улыбаюсь и мечтаю когда-нибудь тоже простить отца и деда.
— Лерка хочет, чтобы Тимошка поговорил с мамой завтра— послезавтра, — спустя несколько минут возвращается к беседе Рита. — Но можно я тебе дам совет, Тимур?
Киваю и с любопытством смотрю на нее.
— Не стоит… Помнишь первые дни как сильно он капризничал и вскакивал по ночам? — дожидается моего очередного кивка и продолжает:
— Он только немного отошел, привык к дому, к тебе, к нам… Увидит маму и неизвестно, как отреагирует. Подождите немного со звонками. Насколько я поняла из разговора с братом, дело твоего деда уже сдвинулось с мертвой точки.
— Хорошо, — соглашаюсь. Рита права, но не могу не спросить:
— Я сам могу поговорить с Лероем?
— Конечно, ближе к вечеру обязательно позвоним.
В играх и заботе о сыне утро проносится незаметно, вот только образ Ксюши все чаще встает перед глазами. Ссылаюсь на то, что просто скучаю, и вновь пытаюсь отвлечься.
Рита готовит обед, а я с детьми строю из кубиков высокую башенку. Звук мобильного отвлекает от игры. Бросаю взгляд в сторону и замечаю входящий вызов на телефоне девушки.
— Ульяш, отнесешь маме телефон? — спрашиваю маленькую егозу, но та, уперев ручонки в бока, важно и со знанием дела мотает головой.
— Нет! Я занята, — заявляет упрямица и тянется за новым кубиком.
Беру телефон, мельком бросаю взгляд на номер и замираю. Эти десять цифр я знаю наизусть. Ксюша. Борясь с диким желанием ответить на звонок, все же передаю телефон Рите.
Сам отхожу в сторону, но прислушиваюсь к каждому слову.
— Боюсь, Лерка ошибся. Я не знаю ни одного Тимошки. Извините! — совершенно спокойно врет Рита, а я никак не соображу зачем. Почему просто не сказать, не объяснить, что мы не можем позвать Тима?
Делаю несколько шагов по направлению к девушке, жестами показывая, чтобы передала телефон мне. Рита кивает, поднимая указательный палец, и вновь отвечает:
— Простите, девушка. Я не понимаю о чем вы говорите. Всего доброго…
Скидывает вызов и испуганно смотрит мне в глаза.
— Лерка предупреждал, что вас будут искать. Вот, началось!
— Черт, Рит! Это Ксюша звонила! Это ее номер! Надо срочно перезвонить!
— Нет, пока Лерка не разрешит и не проверит номер, нельзя! — девчонка упрямо убирает телефон в карман халата.
— Да что ты заладила: Лерка, Лерка! Ты же не знаешь Ксюшу! Черт, — хватаюсь за голову и бегу в свою комнату за мобильным. Наплевать на все, если Ксюша звонила, значит что-то случилось!
За неделю телефон разрядился под ноль! Как сумасшедший перерываю все вещи в поисках зарядного устройства, но его нигде нет. Черт! Черт! Черт!
Бегу обратно, пусть силой, но я заставлю Риту перезвонить!
Она растеряно стоит и хлопает глазами:
— Тимур, наверно, что-то случилось… Лерка вне зоны… Горский тоже… И этот звонок…
— Перезвони, — почти рычу на нее, но она мотает головой.
— Ты не понимаешь, я не могу! А что, если это не она? Что, если с ее номера звонил кто-то другой? Тимур, если перезвоним — подставим под удар себя и детей! Я не могу!
И я ее понимаю. Ее страх. Метания. Сомнения. Ритка боится за дочь, за себя, за мужа! Она знает кто такой Ермолаев… А я не вправе ее просить. Не вправе подвергать опасности.
Но там, в родном городе, возможно, в полном одиночестве во мне нуждается Ксюша, а потому решение приходит молниеносно.
