Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
Продолжить ему не удалось: Сестренка, смирно лежавшая у ног Дмитрия, вдруг вскочила и потрусила к выходу из горницы, а с наружной стороны донеслись звуки скребущих о дверное полотно собачьих когтей. Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась прохиндейская морда Ворона – щенка Роськи.
– Ты зачем сюда? – подхватился с лавки Роська. – Опять из клетки сбежал?
Четырехмесячный Ворон был ходячим укором Роськиному благонравию, живым опровержением расхожего мнения о том, что собака со временем становится характером похожей на хозяина. Может быть, время еще не пришло, может быть, еще по каким-то причинам, но Роськин воспитанник отличался прямо-таки уголовными наклонностями. Во-первых, постоянной тягой к побегу из любого места, где его пытались удержать в течение сколько-нибудь длительного времени, во-вторых, неописуемой вороватостью.
Сбежать из клетки или с привязи Ворон, по всей видимости, считал для себя делом чести, а воровал, похоже, не с голоду, а «из любви к искусству». Даже будучи совершенно сытым, тащил все, до чего мог добраться, а потом закапывал в землю, тут же начисто забывая про припрятанную «заначку». Впрочем, таскал Ворон не только съестное, а любую вещь, которую можно было всласть погрызть, пожевать или просто потрепать: оставленную без присмотра обувь, сохнущее на веревке белье, детали амуниции, конскую упряжь и прочее. Не интересовали его только металлические вещи и керамика. У мастера Нила Ворон прямо из-под руки спер как-то отвес – веревочку с грузиком, а сам Мишка однажды наблюдал, как в общем-то не склонный к жестокости Роська хлестал своего воспитанника по морде изжеванной до полной непригодности кожаной рукавицей.
– Кыш отсюда! Я кому сказал? Ворон! – Роська, с извиняющимся видом, обернулся к Мишке. – Не пес, а казнь египетская! Ворон, вот я тебя!
Щенок, начисто игнорируя призывы хозяина, игриво куснул Сестренку и отскочил за порог, приглашая подружку поиграть, и тут же испуганно вякнул, схваченный за шиворот «кинологом» Прошкой.
– Вот! – торжественно провозгласил Прохор, входя в горницу и поднимая на вытянутой руке барахтающегося и повизгивающего щенка, словно вещественное доказательство бог весть какого преступления. – Минька! На кой ты этим обормотам про бой быков рассказал?
Мишка не сразу нашелся с ответом, безуспешно пытаясь найти логическую связь между корридой и Роськиным ценком. Прошке, впрочем, ответ и не требовался – со своей разговорчивостью он явно метил в преемники Луке Говоруну:
– Мне быка привели – треснувшее копыто полечить. Ну я все сделал и велел Климу быка на пастбище отвести, а он вместо этого вдвоем с Сашкой решил в маридоров поиграться!
– В матадоров, – машинально поправил Мишка.
– Ага, в матадоров! – согласился Прошка и продолжил обличительным тоном: – Россказней твоих наслушались, ну и поигрались, туды их! Хорошо, бычара промахнулся да не их придавил, а клетки со щенками разломал. Ну щенки, конечно, врассыпную, а эти два долдона на кухне спасаться надумали. Бык, само собой, за ними поперся, представляете, что там началось? «Матадоры» орут, бабы визжат, бык об печку обжегся – ревет, Простыня и без того умом невелик, а тут и подавно: охапку дров, вместо того чтоб у печки сложить, в котел со щами вывалил! Будем сегодня щи со смолой жрать – дрова-то сосновые! Ты бы, Минька, впредь думал, что нашим обломам рассказывать, а чего не рассказывать!
Мишка представил себе события на кухне и почувствовал, что его разбирает смех, остальные «господа советники» тоже разулыбались, серьезным остался только Илья.
– А ну придержи язык! – Старейшина академии прихлопнул ладонью по столу. – Не тебе старшину поучать! Сам тоже хорош! Кто кобылу плясать учит? Да еще Дударика соблазнил на дудке ей играть!
Про выездку Мишка специально не рассказывал – так, упомянул однажды в разговоре, но Прошка, оказывается, запомнил. Почему Илья посчитал Прошкин эксперимент таким же «криминалом», как и «корриду», было непонятно, но «кинолог» тут же увял и, зажав изловленного Ворона под мышкой, подался вон из горницы.
– Ничего смешного! – строгим голосом продолжил бывший обозник. – Раз у отроков нашлось время с быком игрища устраивать, значит, они делом не заняты – дурью маются!
«Угу, помнится, по уставу в Советской армии солдату срочной службы полагалось личного времени всего около часа в сутки. Только кто же живет по уставу «от и до»? Разве что в дисбате».
– Если воинские люди без дела маются, обязательно жди беды! – Илья плавно начал переходить от назидательного тона к повествовательному. – Вот, помню, ходили мы с князем Мономахом Полоцкое княжество воевать…
«Поехали… И этого на отвлеченные темы потянуло. Впрочем, все правильно: ЗДЕСЬ долго «умствованиями» заниматься не привыкли, надо дать Совету отвлечься. Пусть вещает».
– …Стоим день, стоим два, – повествовал Илья, – воеводы ждут гонца от Мономаха – то ли вперед идти, то ли назад поворачивать. Бояре как на иголках вертятся – больно хочется в зажитье сходить, холопов похватать, ратники тем, кто Минск на щит брал, завидуют – добыча не в пример богаче нашей. И все вместе, от нечего делать, дурью всякой маются.
Был тогда у нас обозник один, Ферапонтом звали. И побился этот Ферапонт об заклад с другим обозником – как того звали, не упомню уже, – что знает средство, от которого бык, запряженный в телегу, резвее коня бегает. И заклад-то был какой-то пустяковый, но разгорячились оба – о-го-го, недаром же третий день в животах мед с вином да пивом мешался.
Ну запрягли в одну телегу коня обозного, в другую телегу быка из добычи. Намучились! Хомут-то на быка не налезает, упряжи подходящей не подобрать, бык в оглобли вставать не хочет – прямо беда. Возились чуть не полдня, любопытных да советчиков целая толпа набежала, каждый суется, поучает, и каждого же послать подальше надо! – Илья горестно вздохнул. – Два раза даже драться принимались, но в конце концов как-то приспособились.
Ферапонт, значит, второму спорщику и говорит: «Бык по отмашке трогаться не обучен, так что ты смотри сам: как только моя скотина первый шаг сделает, так и ты свою нахлестывай», а сам берет тряпицу, в уксусе намоченную, и запихивает быку под хвост. Старательно так, глубоко.
А бык тот, надо сказать, еще когда запрягали, в сомнение пришел – шутка ли, первый раз в жизни в оглобли встать! Да народ вокруг толчется, мельтешит, языки чешет… Пока притерпелся, пока успокоился, а тут новое ощущение неиспробованное – с заду! Ну он поначалу прислушался, интересно же! – Илья наклонил голову и скосил глаза, изображая, как бык прислушивается к новому ощущению. – Потом решил поглядеть: что же у него там такое? Поворотился в одну сторону – оглобли мешают, поворотился в другую – опять оглобли! Ну что тут поделаешь? Подумал еще немного, посопел, потоптался да ка-ак рванет с места в галоп, Ферапонт чуть из телеги не выпал! – Илья выпучил в притворном ужасе глаза и вцепился руками в воображаемые вожжи. Отроки слушали старейшину академии, что называется, раскрыв рты, спектакль, разыгрываемый Ильей, захватил их внимание без остатка.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
