на беговой дорожке; наконец Анасфем остановил тыквину, чтобы дать отдых Морковке и Курице – от взмокших крупов лошадей валил пар.
– Надеюсь, я сбил с вас спесь! – ухмыльнулся наездник, спускаясь на землю.
– Почти, месье, – с готовностью ответил Чарли.
– Можете поставить автограф на нашей тыквине? На удачу? – попросила Мангустина.
– Ладно, но только потому, что тыквина и впрямь очень хорошая.
– Вообще-то у нас скоро будет ещё одна, на продажу, – решил забросить удочку Чарли. – Вдруг это вас заинтересует. Тыквина будет даже лучше, чем эта, а на вырученные деньги мы бы заплатили за лошадей.
– Вижу, будет непросто заставить вас отступить, поэтому вот вам последний совет, умники. Если уж вам так приспичило участвовать, внимательно проверяйте упряжку перед началом гонки. Половина серьёзных аварий происходит из-за вредительства.
Чарли кивнул:
– Хорошо, месье. И спасибо вам от всего сердца.
– И нам очень жаль, что мы вас шантажировали, – добавила Мангустина. – Я всё равно считаю, что вы лучший.
Анасфем отмёл все оправдания лёгким взмахом массивного подбородка. Он выглядел смущённым.
– На самом деле я не хотел мошенничать. Мне это не нужно. Дело в том, что снаряжение стоит целое состояние, и у меня, разумеется, есть спонсоры. Это они хотят, чтобы я жульничал – им так спокойнее.
– Я так и думала, – кивнула Мангустина.
– И вообще: я специально не очень-то вникаю в информацию, которую мне поставляют. В противном случае от спорта ничего не останется, а это меня угнетает. А теперь забудем об этом, договорились?
19. Tempus fugit[5]
Январские дни пролетали один за другим, наполненные тревогой. Восшествие судьи приближалось, но Чарли и Мангустина изо всех сил старались об этом не думать.
– Надеюсь, Ложа что-то предпримет… – бормотала Мангустина себе под нос раз по двадцать на дню.
Идея участия в подпольных скачках внесла в жизнь пансионеров Святых Розог определённое оживление, хотя пока было непонятно, когда и какими средствами она воплотится в жизнь.
– По крайней мере, благодаря этой затее мы отвлекаемся, – успокаивал себя и Мангустину Чарли.
Панус и Джун оживлённо обсуждали предстоящую гонку, поминутно споря о дележе выигрыша.
– Проклятие! Я ещё никогда не встречал такой скряги! – вопил Панус, яростно пиная стены.
В свою очередь, Джун кричала во всё горло:
– Вы могли бы помочь и безвозмездно!
Однако ученики Святых Розог не были склонны к благотворительности, предпочитая получать оплату за любое благое дело, ибо на одну благодарность мыла не купишь и штраф ею не оплатишь. За неплохой процент Панус и его банда в конце концов предложили найти покупателей на три новые тыквины, которые вырастил Чарли.
С помощью Мангустины он постепенно учился магии.
– Это тоже маленькая победа, – твердил он себе, чтобы не думать ни о судье, ни об учителе Лине. Он как бы подхватывал искру, которую посылала ему Мангустина, и благодаря этому уже мог применять с дюжину знакомых ему заклинаний.
Анасфем тренировал их трижды в неделю по утрам. Он официально отказался называться их учителем, но непрестанно давал ребятам советы, замаскированные под недовольное ворчание. «Что? Вы даже не умеете обгонять соперника? Ну, для этого нужно просто…» Или: «Ты же совершенно не чувствуешь скорости, а туда же – хочешь участвовать в скачках! Когда выполняешь поворот, нужно прибавить ходу! Как можно этого не знать?» Или: «Держи, я принёс тебе свой старый колошматель. Не благодари! Просто при виде твоей дрянной колотушки у меня кровь из глаз идёт».
Впрочем, все всё прекрасно понимали.
Однажды Морковка захромала от усталости, и тренировку закончили пораньше. Анасфем купил всем мякомочи. В тот день он был в ударе.
– Честно говоря, я просто с ума схожу, как подумаю, во что превратили юношеские скачки, – доверительно сообщил он ребятам. – Когда я учреждал эти соревнования, то хотел помогать молодым талантам, устроить скачки, в которых молодняк не будет травмироваться – ну, во всяком случае, не слишком сильно. Я говорил себе, что это послужит укреплению спортивного духа Тэдема и позволит начинающим выйти на новый уровень. Если я сейчас такой блестящий наездник, то лишь потому, что рано начал, вы же знаете. Я видел, как множество молодых ребят получали серьёзные травмы на подпольных скачках, и хотел положить этому конец.
– Да уж, юношеские скачки нам не по карману, – согласился Чарли. – Я чуть не подавился, увидев, сколько денег надо внести, чтобы подать заявку на участие.
Анасфем вдруг сердито закричал на Джун – та возвращалась, ведя в поводу Морковку и Курицу:
– Эй, мелкая, ты плохо обтёрла лошадей соломой! Давай-ка ещё!
Джун послушно кивнула: именно она отвечала за лошадей. Она поселила их в конюшне Селестена Бурпена, благо тот постарался этого не заметить. Единороги чуть не хлопнулись в обморок, обнаружив, что отныне вынуждены делить стойла с обычными коняшками, но Джун заявила, что в глубине души Азалия-Вся-Пастель-Мира и Барокко-Воплощённое-Благородство даже рады возможности ощутить своё превосходство. От чувства собственной значимости они стали сильнее лосниться.
– Вот так подумаю порой о нынешнем положении дел – и начинаю сожалеть… – продолжил Анасфем. – Возможно, если бы я лучше управля…
Чарли слушал откровения Анасфема вполуха, потому что думал о Додлин. Тэдем был переполнен сожалениями. Казалось, все люди, питавшие благие намерения, смирились со своим поражением, устали бороться и опустили руки.
– Может, ещё не поздно, – сказала Мангустина. – Вы же не абы кто – вы Анасфем Непобедимый. Уверена, вы могли бы изменить сложившийся порядок, если бы только захотели. У вас же есть возможности! Если кто-то об этом забыл, вы должны им напомнить.
Девочка говорила это просто чтобы подбодрить Анасфема, но Чарли вздрогнул.
У Додлин тоже есть сожаления, но есть и возможности.
Вероятно, пришло время напомнить ей об этом.
* * *
На следующий день Чарли как раз нужно было идти на подработку в дом судьи. Дабы увеличить свои шансы на успех, он взял с собой Бандита и попросил его подластиться к Додлин. Обычно коты как никто умеют это делать, а Додлин жадно ловила любые знаки внимания.
Квартал Образцовых феечек находился за зданием Академии и, несомненно, был самым роскошным в городе. Здесь повсюду стояли шикарные дома, но Чарли старался пройти по улицам поскорее, потому что ученикам Святых Розог здесь явно были не рады.
Тем сильнее было его изумление, когда недалеко от дома судьи он заметил Клафиди: она стояла перед одной виллой и, вытянув шею, заглядывала за забор.
– Клафиди? – окликнул Чарли. Он настолько не ожидал встретить её здесь, что понизил голос до едва слышимого шёпота.
Клафиди не ответила.
