Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
— Не только из-за этого, — сказал я. — Оно еще исполняет желания. Правда, порой так, что желающий потом горько жалеет о своей просьбе.
— Это потому, что желать по-настоящему — большое искусство, — улыбнулся в бороду Отшельник. — Человеку-то от жизни, по большому счету, немного надо. Здоровье себе и близким, крыша над головой, покушать чтоб было, да при всем при этом войны не было. Вот и все желания.
— А когда нет близких и война повсюду? — поинтересовался Шерстяной, завистливо косясь на Фыфа и Настю, которые, взявшись за руки, словно дети, заворожено глядели на Зеркало.
— Тогда оно, конечно, сложно, — кивнул старик. — Но говорят, Зеркало само знает, что человеку нужно. И иногда дает ему это без каких-либо просьб. Главное, чтобы желание было большим и настоящим.
— Эх, а я в Кремле такую деваху видел, — вздохнул Данила. — Красивая — с ума сойти. На этой, как ее… на гитарне играет и поет — заслушаешься. И глаза у нее ну прям цвета чистого неба, которое на старых картинках рисовали…
«Глаза цвета чистого неба… Спасибо тебе, Зеркало Миров. Хотя бы за то, что дало мне надежду…»
— В Кремле, говоришь, — задумчиво проговорил я. — Ну что ж, друзья, не обессудьте, но мне пора.
— Куда это тебе пора? — удивленно воззрился на меня Богдан.
— В Кремль, — ответил я.
Эпилог
Я шел по Красной площади.
Пожалуй, в Москве лишь эта площадь, Храм Покрова и дома, примыкавшие к Измайловской аномалии, за двести лет не претерпели каких-либо изменений. Там, где на площади не велись строительные работы, брусчатка под моими ногами осталась такой же, как и при моем посещении Москвы еще там, в мире, откуда я ушел безвозвратно. Даже цитату помню из туристического путеводителя: «В 1974 году брусчатка на Красной площади была обновлена и уложена на бетонное основание. Уникальные бруски, составляющие покрытие площади, выполнены из чрезвычайно прочной магматической горной породы габбро». У нас, снайперов, вообще хорошая память на всякие мелочи — профессия обязывает…
Война и время не тронули площадь и не смогли справиться со стенами Храма трехметровой толщины. Но все остальное изменилось кардинально.
Исторический музей, ГУМ и здание Средних торговых рядов превратились в руины, из которых лезла наружу буйная мутировавшая растительность. Вовсю отстраивался Форт, во время Последней войны окружавший Кремль дополнительной стеной укреплений. Возле стройки раскинулся целый город-посад, возведенный из подручных материалов хоть и наскоро, но надежно. Даже если нео попрут, не сразу удастся им развалить крепкие бараки, сложенные из корявых древесных стволов.
Кстати, видать, уже пробовали недавно, да не удалось. Вот стоят еще возле стен Кремля обугленные остовы примитивных осадных машин, хотя трупы мутантов уже убрали. Оно и правильно. При удушливой московской жаре, если вовремя мертвяков не сжечь, можно и эпидемию какой-нибудь гадостной болезни получить в полном объеме.
Среди строений, окружавших Кремль, особняком выделялось Лобное место, расположенное как раз посредине между уже отремонтированной частью Форта и руинами здания торговых рядов. Сейчас возле него толпился люд, не занятый на стройке.
Я подошел поближе. На цилиндрическом каменном возвышении Лобного места стоял человек в дорогой музейной одежде и хорошо поставленным голосом зачитывал текст с бумаги, которую держал в руках:
— …а также за неоднократные злоупотребления властью, данной князем, и противоправными действиями от его имени боярский суд приговорил!
Читавший сделал эффектную паузу, обвел присутствующих хмурым взглядом, после чего продолжил:
— Подьячего Тайного приказа Савелия, сына Незванова, отстранить от княжьей службы, лишить всех полномочий, прилюдно бить на Лобном месте плетьми, после чего выдать нож боевой, броню кожаную, еды на три дня и изгнать из Кремля без права возвращения.
Провозгласив приговор, вестник княжьей воли степенно сошел с возвышения, на котором двое дюжих мужиков немедленно разложили третьего — худого, жилистого, голого по пояс. После чего рядом с троицей нарисовался еще один персонаж, палач в черной маске-балаклаве, не иначе тоже музейной. В правой руке представитель закона держал кнут, сплетенный из длинных и узких ремней.
— Десять ударов, — скомандовал вестник.
Палач кивнул, размахнулся…
Я не стал смотреть, что будет дальше, и направился к воротам Кремля, возле которых раскинулись стихийные торговые ряды. Похоже, Красная площадь понемногу возвращалась к прошлому — согласно тому же путеводителю, в древности ее и называли Торгом из-за огромного рынка, возникшего возле главных городских ворот.
За моей спиной свистнула плеть, следом послышался удар, какой издает кнут из крученой кожи, врезаясь в голое тело. От такого хлеста кожа расходится, словно тесто, обнажая кровавое мясо. Однако позади не раздалось ни крика, ни даже стона. Да уж, духовитый мужик этот Савелий, хоть и коррупционер. Такие боли и позора не прощают. Такие мстят. Продуманно и страшно…
Я неторопливо шел между торговых рядов, разглядывая товары и прислушиваясь к тому, о чем говорят люди. Ведь именно на рынке, у продавцов, разговорчивых от скуки, можно бесплатно узнать информацию, за которую в другом месте могут потребовать немалые деньги.
— Говорят, на юго-востоке какого-то твердого видели.
— Это как?
— А так. С виду человек, а кожа у него что у твоего жука-медведя панцирь. Ножом не пробьешь. А люди говорят, что и пули его не берут.
— Да ну вас, вестов! Набрешете с три короба, только слушай.
— Да чтоб мне ни одного гвоздя не продать, если брешу…
Я шел дальше. И чем ближе я подходил к Спасским воротам, тем медленнее становился мой шаг…
Мне было реально страшно. Когда шел в одиночку, не разбирая дороги к центру Москвы от Измайловской аномалии, проходя между Полями Смерти, продираясь через заросли хищных деревьев, отстреливаясь от мутантов, — все было по барабану. И дошел ведь, живой и даже не раненый. Наверно, правду говорят, что дуракам везет. А сейчас вдруг стало страшно. Мало ли кто в Москве умеет играть на старинном инструменте, и вряд ли у одной-единственной девушки в двух мирах глаза сияют необычным небесным светом…
— …а еще говорят, что северные вормы распяли Черного Стрелка на своем т-резте. Он висел на нем целых шесть дней, а на седьмой сошел с т-резта и поразил подлого шамана вормов небесным огнем.
Я остановился. Историю рассказывал старый торговец ножнами для холодного оружия. Возле его прилавка стояли двое подростков, недоверчиво глядя на старика.
— Не, дедуль, не сходится, — покачал головой светловолосый паренек, тот, что был постарше. — Я слышал, что Камай-нанги, верховный дух-покровитель вормов, всех их простил, когда его прибили к т-резту.
— Получается, не всех, — ответил дед, степенно оглаживая седую бороду. — Писание Священное читай, отрок, ибо сказано в нем: «Возмутитель ищет только зла; поэтому жестокий ангел будет послан против него».[14]Вот и ходит по земле Черный Стрелок с древней снайперской фузеей, очищая мир от нечисти и помогая тем, кто нуждается в помощи.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
