ей было сделать это сейчас: после того, как князя Гримберта казнили за измену…
Адальрик вдруг сорвался с места и, подбежав к Теодезинде, встал перед ней на колено.
— Мадам, благодарю вас за то, что смыли пятно позора с имени моего отца! — вскричал юноша и, найдя руку прорицательницы, запечатлел на ней горячий поцелуй.
— Ах, Теодезинда, ты будто камень сняла с моего сердца! — в свою очередь призналась Ирис, искренне радуясь, что между нею и Адальриком никогда не будет ни вражды ни ненависти.
Девушка подошла к прорицательнице и в знак благодарности обняла её: но не как королева — сдержанно и величаво, а как прежняя Ирис — ласково и сердечно.
Королевский Совет был распущен. Присутствующие покидали Парадный зал с довольным видом: справедливость восторжествовала, и королевство обрело свою законную правительницу.
Розмунда поднялась со своего места. Выходя, метнула на графа Бладаста красноречивый взгляд, на который тот ответил не менее выразительно. Почувствовав на себе пристальное внимание мастера-приора, бывшая королева гордо выпрямила стан и двинулась следом за придворными.
Тарсис проводил её задумчивым и тревожным взглядом, но, когда он услышал голос Ирис, лицо его мгновенно преобразилось и засияло от радости.
— Мессир Тарсис, вы позволите доверить вам подготовку к коронации? — спросила девушка, зарумянившись от смущения: ей было непривычно давать распоряжения.
— Я сочту это за высочайшую честь, ваше величество, — сдерживая улыбку, с почтительным поклоном ответил мастер-приор.
А перед тем, как покинуть Ирис, он задал ей вопрос, который давно не давал ему покоя:
— Скажите, ваше величество, как вам всё-таки удалось проникнуть в лагерь Рихемира и пройти в палатку маршала незамеченной?
— Если вы верите в магию так, как верю в неё я, то и сами всё поймёте, — сказала Ирис. И, показав Тарсису старинный перстень на пальце, лукаво улыбнулась.
Эпилог
Ирис была — вся огонь, вся возбуждение; она плохо спала эту ночь, волнуясь перед коронацией. Её уже провозгласили королевой, а она так и не почувствовала перемены, превратившей её из недавней монастырской послушницы в правительницу Ареморского королевства. Ничего не переменилось, разве что она жила теперь во дворце, её желания в любое время были готовы выполнить десятки слуг, а ощущение неуверенности в своём непривычном величии становилось всё сильнее.
К тому же, у неё не было никакого опыта в дворцовых церемониалах (у фризов акты преемственности власти были очень просты), и она не знала, как нужно действовать. Но первым, кого она к себе вызвала, был вовсе не канцлер Вескард. И даже не Великий мастер-приор Тарсис…
Эберин и Ирис смотрели друг на друга, улыбаясь.
Ирис, которая провела в долгих раздумиях бессонную ночь, теперь не знала, как сказать Эберину о принятом ею решении.
— Маршал Эберин Ормуа, граф Сантонума, я назначаю вас Хранителем короны у королевского ложа, — наконец, с торжественным видом провозгласила Ирис, глядя на Эберина.
И затем неожиданно прибавила:
— Это значит, что я назначаю вас… своим законным супругом!
Эберин был поражён. На мгновение он застыл от такого неожиданного предложения.
— Ваше величество, — чуть погодя заговорил он, справившись с замешательством, — вы знаете, что я навечно связал свою судьбу с вашей и готов и дальше служить вам в чине маршала королевской армии. Разумеется, я невероятно польщён вашим доверием, как и своим новым назначением, но…
Ирис не дала ему договорить. Она порывисто вскочила с высокого ложа под балдахином и приблизилась к Эберину, шурша кружевами ночной рубашки.
— Слушайте меня, доблестный маршал! Я беру вас себе в мужья, — сказала девушка и сама удивилась тому, как твёрдо прозвучали её слова.
Она не отводила глаз от Эберина, а он, глядя на неё, говорил себе: «Её глаза так же прекрасны, как и всё в ней».
— Я больше никогда не хочу разлучаться с вами, — произнесла Ирис и дотронулась до его щеки. — Никогда! — повторила она уверенным голосом, хотя сердце её отчаянно билось от волнения.
— Вы говорите невозможные вещи, мадемуазель, — снова попытался возразить Эберин. — Ваши подданные решат, что я воспользовался вашей слабостью, чтобы заполучить титул супруга королевы и с ним — корону Аремора.
Ирис покачала головой и приложила палец к его губам.
— Я сказала: никогда! И не смейте возражать королеве! Мы вместе прошли трудный путь, и теперь я хочу, чтобы служители Священной Триады соединили наши руки и благословили, навечно отдавая нас друг другу…
Она не закончила свою речь: Эберин вдруг, потеряв самообладание, привлёк её к себе, сжал в объятиях гибкое изящное тело и поцеловал мягкие податливые губы.
Кому ещё, кроме себя самого, он мог признаться, что хотел Ирис так, как давно уже не хотел ни одной женщины? Находясь рядом с ней, он старался сдерживать свои чувства, а вдали от неё думал о ней беспрестанно, до сухости во рту, до мучительной головной боли… Это была не просто страсть, вполне объяснимое желание мужчины; это была та самая любовь, которую он ждал всю свою жизнь… Смел ли он мечтать о том, что эта девушка, волевая, чистая, храбрая, что эта прекрасная девушка, которую он уже давно назвал королевой своего сердца, однажды станет его женой?..
Близость любимой девушки вскружила Эберину голову. Он внезапно, будто решился наплевать на все запреты, принялся осыпать быстрыми, жадными поцелуями её лицо, шею, плечи. Нежная девичья кожа покрылась мурашками. Ирис ещё теснее прильнула к Эберину…
Но он сделал усилие над собой и тихо проговорил ей на ушко:
— Ирис, мы должны научиться смирять свои желания, если хотим, чтобы наши подданные уважали нас и доверяли нам. В Ареморе по-прежнему чтут старинные традиции, и нам нельзя начинать наше правление с нарушения этих традиций. После того, как нас объявят мужем и женой, я не выпущу тебя из своих объятий ни на мгновение! Но предупреждаю: ты должна быть готова к бессонным ночам!
— Я уже к ним готова, — в ответ прошептала Ирис и почувствовала, как её щёки вспыхнули от смущения.
Они с трудом оторвались друг от друга.
На следующий день, когда солнце только начало свой путь, в распахнутые окна покоев ворвались звуки труб, грохот барабанов, шум толпы. Народ Аремора, ликуя, оглушая воздух криками, приветствовал новое правление.
А над крепостными башнями, возвышающимися над всем королевским дворцом, были подняты знамёна. Горожане, жители окрестных селений, рыцари, солдаты, крестьяне, ремесленники, труверы, бродячие циркачи, кузнецы, трактирщики, прачки, пивовары, булочники, горшечники — короче говоря, все жители Аремора удивлённо смотрели на широкие полотнища, развевающиеся на ветру. На них был изображён новый геральдический знак — символ правящего дома.
— А что это там изображено? — спросил разносчик
