или даже двумя, третий запросто отоварит его по голове чем-нибудь тяжелым. О дальнейшей своей участи при таком раскладе сил даже думать не хотелось.
Первый из аборигенов камеры, не успев даже среагировать. получил ребром стопы в кадык, впечатался в стену и захрипел. Крюков подумал, что перестарался, но угрызениями совести не мучился. Вопрос касался его жизни и здоровья. К тому же он знал, что перед ним самое настоящее отребье как с точки зрения законопослушных граждан, так и уголовников.
Двое оставшихся интуитивно сработали грамотно — рванулись в разные стороны. Но одного из них Крюков успел перехватить — того, кто шарахнулся прямо ему под руку.
Еще в детстве, когда он занимался в боксерской секции, его тренер часто повторял: «Разнообразие ударов и комбинаций вещь хорошая, но нужно до автоматизма отрабатывать один-два коронных». И Крюков до седьмого пота отрабатывал «коронную тройку» — встречный «кросс» свингом правой в голову — апперкот левой в печень и правой в челюсть. В то время спортивные чиновники делали ставку на комбинационный, игровой бокс. Крюков с его нокаутирующей «коронкой» плохо вписывался в их политику. Поэтому из бокса Капитан вскоре ушел, но тренировок не бросал, присоединив к ним позже дзюдо и каратэ.
Второго отморозка он подсек зацепом. Парня развернуло. но упасть ему помешала стена, и он, врубившись в нее спиной, замер от секундного шока после удара. Крюкову это было достаточно. Бить свинг было не во что, он ограничился двумя апперкотами. При ударе в челюсть что-то хрустнуло, затем затылок молодца с гулким стуком врезался в поверхность стены, так что посыпалась штукатурка.
Менее опытный боец не смог бы отказать себе в удовольствии замереть хоть на миг и с видом художника поглядеть на дело рук своих — как медленно стекает по шершавой стене тело врага, теряя жесткие очертания и превращаясь в округлую бесформенную массу. Но Крюков сразу после удара отскочил вправо, сделав наугад выпад назад ногой. И вовремя. Третий мерзавец, как гвардеец кардинала, нанес удар заточенным электродом как раз в то место, где секунду назад находился сыщик.
Пинок ногой пришелся неточно и только оттолкнул нападавшего. Но острие электрода, зажатого в его руке, успело пронзить тело падающего напарника. Крюков прыгнул назад и, схватив незадачливого фехтовальщика за шкирку, попытался пробить брешь в стене его стриженой головой. Потом, несмотря на неудачу, повторил процедуру еще раз. Молодой человек потерял всякий интерес к сопротивлению и присоединился к двум своим сокамерникам, уже лежавшим на полу.
Теперь осталось заняться профилактикой. В свое время он получил на этот счет исчерпывающие инструкции от друзей — Ляха и Графа. Жалеть поверженного противника в такой ситуации — значило обречь себя на верную смерть. «Шерстяные» его благородства оценить не могли. У них был приказ «опустить» или убить опера, и его неисполнение оборачивалось смертным приговором для них самих. Поэтому, рано или поздно, они бы до него добрались, а как долго им предстоит жить в одной камере, не знал никто. Сколько начальник захочет.
Отморозков требовалось обезвредить, такова была суровая необходимость. Крюков поморщился. При массе других недостатков садистом он не был. Но никуда не денешься, надо.
Он вернулся к первому из поверженных врагов. Тот понемногу приходил в себя. Увидев приближающегося мстителя, он засучил ногами и попытался забиться под шконку.
— Куда? — Крюков поймал его за ногу, ударил кулаком в голень другой ноги, которой тот неуклюже попытался его лягнуть. и выволок из укрытия.
— Не надо! — скулил деморализованный подонок. — Я не хотел, меня заставили! Я больше не буду!
— Конечно не будешь, — успокоил его Крюков. — Ты же не Маресьев, чтобы плясать на протезах.
Он прихватил плачущего богатыря за запястье, покручивая его руку и так. и этак. Прикидывал. в каком месте ее лучше сломать. Внезапно где-то совсем рядом раздался взрыв. С потолка камеры посыпалась штукатурка. В коридоре раздались крики и выстрелы.
Что это? На память Крюкову пришла картинка из детской книжки с подписью: «Восстание рабов под предводительством Спартака». Прокатившись по коридору, гул затих. Перепуганный отморозок даже скулить перестал. Он прекрасно понимал, что если в изоляторе вспыхнет бунт, он сломанной рукой не отделается.
Снаружи камеры загремел засов, дверь немного приоткрылась, пропуская внутрь Чапаева. Крюков не смог удержаться от смеха.
— Вот это прикол! И тебя закрыли?
— Не дождешься, — отрезал бывший участковый. — Я за тобой. Объясни, почему я все время должен вытаскивать тебя с кичи?
В дверь осторожно просунулась голова коридорного вертухая. Он внимательно оглядел поле битвы и вздохнул с заметным облегчением.
— Как ты тут? Порядок, сам справился? А я думаю, чего ты в тормоз не колотишь? Может, уже замочили, суки?
Крюков оставил в покое недоломанного противника и обратился к вошедшим.
— Что там за шум снаружи? Народ штурмует дворец Трех Толстяков?
Чапаев усмехнулся.
— Нет, просто Расул взял штурмом изолятор и освободил всех своих. Но это еще не все. Сидоров, этот мудак, догадался свалить все изъятое у группировок Расула и Бормана оружие прямо здесь, на втором этаже изолятора. Так что теперь Расулу на стволы тратиться не нужно. Получил бойцов вместе с боекомплектом.
Крюков не удивился. Он ждал чего-то в этом роде.
— И что Расул собирается делать дальше? Брать почту, телеграф и телефон? Или захватит Домодедово, поднимет самолеты и будет таранить Белый дом?
Чапаев пожал плечами.
— Не знаю, но мне кажется, после смерти сына у него совсем крыша поехала. Короче, нефига гадать. Сейчас сюда твой друг Сидоров прикатит. Пойдем лучше пивка попьем и поглядим, что дальше будет.
В свете произошедших событий Крюков счел предложение бывшего участкового вполне разумным. Они попрощались с дежурным надзирателем, вышли через выломанные двери изолятора и отправились к ближайшему месторождению пива…
Возобновленное телешоу занимало весь десятый этаж «Башни смерти». На одиннадцатом в это же самое время проходила историческая встреча двух криминальных гигантов.
Депутат Карпушкин чувствовал себя хозяином положения. Он и вел себя соответствующим образом, вальяжно и снисходительно. Борман, напротив, болезненно переживал свою полную беспомощность. Ему оставалось только жаловаться и роптать на нового хозяина города.
— Ты развязал руки Расулу, — ныл Борман. — Он окопался в городе и теперь его отсюда не выгонишь. Подожди, не сегодня-завтра он и до тебя доберется.
Карпушкин раздраженно отмахнулся.
— Ерунда! Я его уже, считай, скрутил в бараний рог. Завтра же вышвырну его обратно за реку. Все будет как и прежде. Мне не нужен весь город. Я оставлю тебе все твои торговые точки. Но чтобы твоя шпана и на пушечный выстрел к моему заводу не приближалась.
