Книга Колыбель тяготения - Сима Кибальчич

Он рубил руками воздух над головой этого… опасного и ослепительно прекрасного создания. Почти неподвижного, почти спокойного. Только волосы неконтролируемо взлетали и опускали, переливались темными оттенками синевы и фиолета.

— Маленький глупый землянин. И что только боги нашли в тебе? И что так соблазняет мои ростки в твоем мешке из крови и костей. Трансформация — это добровольное слияние. Почкования не станут неутомимой молодой порослью, а поросль — могучими охотниками Просторов, если одни клетки просто или насильно пожрут другие.

— А другого варианта у тебя нет! Бери, что дают.

Тим рявкнул и рухнул на покрытый мхом валун, отбив задницу. Злость как-то схлынула, и он внезапно ощутил себя полным идиотом. Перезрелой матроной, бьющейся за свою честь, которой нет и в помине.

— У меня вариантов куда больше, чем ты думаешь, — ядовито пропел мелодичный голосок, — ты привязан ко мне кровью, я слышу, как стучит твое сердце, и легко найду способ ускорить его стук.

— Попробуй, — скептически поднял брови Тим.

Она резко выдохнула и плотно сжала губы, скулы сразу прорисовались в хищном великолепии, глаза потемнели, заблестели яростью, изящные ноздри раздулись. Словно голографический оттиск на прекрасном лице мелькнул и сразу исчез знакомый Ирт. Тим хотел рассмеяться, но не смог, воздуха не хватило. Не сразу понял, что будто помимо воли следит за рукой напротив, нырнувшей к ямочке между ключиц. Расшитый орнаментом цельный кожаный ворот легко расходился, открывая нежную и беззащитную кожу. Все ближе к полукружиям.

— Стоп! Хватит! — отчаянно вскинул он руки.

Движение замерло. Тим выдохнул и с ужасом понял, что его состояние далеко от нормального. Внутри, как древний, вечность проспавший в бутылке джин, очнулось желание, недовольно заворчало собственничество. Кого хотело присвоить? Того, кого видели глаза, или спрятанное под красивой оболочкой чудовище. Невозможное чувство для него прежнего. Того, кто вернулся с Дальних пределов и вошел в кабинет Ларского. Что там сказал Сэм? Что через десяток лет Тим может превратиться в кустарник? Что ж, следует поздравить себя с опережением графика. Нет, он должен остановить этот кошмар. А то белое станет черным, жуткое — прекрасным.

— Я предлагаю заключить соглашение.

— Хм. И что за соглашение?

И вот опять колдовство: изящный поворот головы и чисто женское любопытство в глазах?

— Нам предложили поучаствовать в одной операции. Возможно, она затянется. Мы вдвоем полетим на «Гордости Португалии». Но при одном условии.

— Догадываюсь, каком именно.

— И хорошо. Ты вернешь себе прежний облик и без всех этих штучек.

— Ты оказывается женоненавистник, маленький землянин.

— Да иди ты в пределы. Соглашаешься?

Она поднялась, вытягиваясь в гибкую иву и приблизилась к Тиму, неся с собой едва уловимый горько-сладкий аромат. Пришлось задирать голову, чтобы не рассматривать украшенные синими бусинами перья.

— Не совсем. Могу пообещать избавить тебя от уловок, давления и уговоров. Но внешность пока останется той же. А там — посмотрим.

Она наклонилась и прошептала в ухо, обжигая дыханием и внезапно знакомым голосом Ирта:

— Или ты боишься не меня, а собственных реакций? Не забывай, я — не человек.

Тим открыл рот, чтобы ответить, но не успел.

Рядом послышался шум. Камни хрустели и сыпались по чьими-то ногами.

— Ирта, Ирта, мы тебя искали в пещере и везде, везде! Пойдем с нами.

Их окружил десяток разновозрастных, одновременно галдящих детей. Одетых в кожаные рубахи, увешанных костями и деревяшками. У некоторых за плечами болтались луки. А лица были размалеваны во все цвета радуги. Не разберешь, где девочки, а где мальчики, — все в штанах.

— Что ты здесь делаешь Ирта?

— Мы же тебя ищем!

— Помнишь, у нас костер и пляски охотников Просторов.

— А этот откуда взялся?

Они тараторили, дергали ее за леггинсы и длинные руки.

— Пойдем с нами, Ирта, потом поговоришь с этим чужаком.

Докатились, он чужак для земных детей, а эта…

— Хорошо, идем.

Она согласилась и подхватила на руки троих самых горластых. Еще пара «краснорожих» стала карабкаться вверх самостоятельно.

— А ты покажешь, как ловить рыбу руками?

— Покажу, — ворчливо рыкнула она, — только не трещите, глупые мелкие голубаты.

Мазнула по Тиму темно розовым взглядом и развернулась, обвешанная индейским выводком. Трубку мира они так и не воскурили.

— Ирта, — издевательски фыркнул Тим и, увидев, что обернулась, бросил, — все-таки ты высоковата на мой вкус.

— Высоковата? Ну это мы еще посмотрим…. Чага.

Ну не сука ли!

Стоп, только не думать об Ирте, как о женщине. Иначе — ему конец.

Сколько уже таких концов с ним случалось. И вот очередной.

Тим выдохнул и обхватил руками голову. Нужно привести мысли в порядок. Выкинуть хоть на время из головы эту…, это… В пределы!

Ларский ждет, что Тим поможет разобраться с интригами Федерации. Кристаллы разбиты, рассеяны, запечатаны в силовые ловушки. При содействии сфер с них получилось снять слои человеческой памяти и получить тот же кристаллический разум, что уничтожил первого инсектоида и запустил неизбежность второй встречи Тима и Ирта. Ларский, кажется, называл его диверсантом?

Диверсант уничтожал сопоставимые с ним по разуму формы органической жизни, и подходящие по размеру объекты цивилизации. Нуждался в биомассе. Те же потребности протащили сквозь космос разбитую Штраусом кремневую армаду. По версии ученых на Орфорт проникло что-то подобное, хоть и ослабленное. Вот только чем? Ударами гиперфлота, космическими излучениями или трудным выходом из подпространства? Бог весть.

Чем дальше человечество пробиралось в космос, тем больше становилось вопросов, а ответы походили на метафоры из мира магии или предсказание по картам Таро. Чем тогда их высокоразвитая технологическая цивилизация отличается от древних предков? Те, пробираясь сквозь темные времена, полагались на мистические знания, обереги да волшебные слова. Находили таинственные знаки и считывали их волей сердец, обращенных к будущему. И сегодня все также. Один идет по следу воображаемого параллельного мира, другой ищет осколки рассеянных по космосу грешных душ.

Тим тоже видел себя в венце великих открытий. А получил смерть друзей, боль Орфорта, связь с изоморфом, а теперь интриги далеких даже от гуманизма гифлоидов. Как ему вылепить приличную жизни из зла и обмана? Придется постараться, потому как более не из чего ее лепить, так уж легли карты.

Каждый поворот событий определен выбором. Беда в том, что в момент его совершения не предугадать последствий, не считать таинственных знаков. Лишь когда оглядываешься назад, все просматривается ясно и необратимо. Счастлив тот, кто