сделала, что ты её так возненавидела?
Ведьма так раздулась и побагровела, что я даже дыхание затаил, прикидывая, сильно ли меня забрызгает, если её от ярости разорвёт.
— Эта тварь… эта дрянь… эта гадина… всю жизнь мне испортила!!!
Такое обвинение резоннее было бы услышать из уст измотанного капризницей-супругой мужа или же сорвавшимся с губ стоном несчастной, истерзанной ревностью тирана-супруга женщины. Конечно, испортить жизнь — дело нехитрое, особенно, если задаться такой целью или свято поверить в то, что ты действуешь во имя высокой идеи (типичное оправдание многих злодеев и тиранов). Только вот Вероника зла никому не желает, в этом я абсолютно уверен. Я чуть повернулся, стараясь хоть немного расшевелить затёкшие руки, спросил мягким обволакивающим тоном, побуждающим к доверию и настраивающим на откровенность:
— И чем же Вероника тебе так насолила?
Ведьма глаза зло сузила, рот искривила яростно, даже губы от бешенства побелели:
— Она лечила, никому не отказывала! И за помощью к ней приходили, к ней, а не ко мне! Про меня даже не вспоминал никто, словно меня и нет, словно я место пустое!
— Роженицы наверняка к тебе за помощью обращались, ты же повитуха.
Кристина Дюбуа, о которой, чего греха таить, в Лихозвонье действительно мало кто мог вспомнить сразу, без мучительного перебирания всех жителей городка в памяти, усмехнулась хищно, встряхнулась, точно собака, помоями облитая:
— Роженицы ко мне приходили, пока эту Веронику распрекрасную мрак не принёс. Она же такая расчудесная, чародейка опытная, лицом пригожая, вся из себя такая замечательная и загадочно-несчастная! Она только появилась, к ней сразу толпами повалили, кто за снадобьем, кто за советом, а парни те и вовсе голову потеряли. Пауль, вон, даже замуж звал, а ведь я за ним три года бегала, у ворот, словно собака преданная, караулила, даже приворотом опаивала!
Кристина головой мотнула, словно осу прогоняя:
— Вот с этого приворота всё и началось. Пауль понял, что с ним что-то не так, к чародейке за помощью отправился, а она, душа блаженная, естественно, в помощи ему не отказала. Ух, какое меня зло тогда взяло, поклялась я хоть умереть, а уничтожить гадюку подколодную.
Мда, правдивы слова опытного дознавателя: какими бы ни были декорации преступления, в основе неизбежно окажутся месть, зависть, алчность, сумасшествие, а то и всё разом. Что ж, продолжим допрос, пока ведьма так охотно признаётся, наивно полагая себя владычицей положения.
— И что же было дальше?
Кристина хрипло расхохоталась, запрокинув назад голову:
— Я за травницей подглядывала да подслушивала, эта же карга старая меня своему делу учить отказалась. Так вот я и узнала о том, что чародейка наша распрекрасная проклята, а таким-то благим известием сущий грех не воспользоваться! Выпустила я силу тёмную, меня изнутри распирающую, чёрным мором прокляла городишко этот мерзкий. Думала, сгинет Вероника, пеплом по ветру развеется, да она, тварь подлая, даже не чихнула ни разу! Ух, я обозлилась, едва не удавила поганку, а потом и подумала: а чего мне самой-то ручки трудить? Пусть наша красотка на костре горит за преступление, мной совершённое, а чтобы никаких сомнений в её невиновности ни у кого не возникло, я ей и амулет специальный подбросила, и от колдунов этих премерзких, нос перед скромной повитухой задирающих, избавилась. И так всё славно вышло, Веронику схватили, пытали, к костру приговорили, да тут вас мрак приволок.
Ведьма яростно ткнула пальцем мне в грудь, завопила, брызгая слюной и выкатывая безумно блестящие глаза:
— Вы должны были, должны были сжечь её! Ведь всё указывало на то, что это она город прокляла! Я же всё рассчитала!!!
Что верно, то верно, Кристина рассчитала всё до малейших деталей, не учла лишь, что не стану я без суда и следствия арестованную к костру приговаривать, дознание проведу по всей форме. А теперь повитухе только и остаётся, что вопить от ярости да слюной брызгать, прежней тихой, полной зависти и коварства, жизни у неё уже не будет.
Кристина резко выдохнула, рот отёрла, усмехнулась жёстко:
— Ну, да ничего, ничего, всё ещё будет у меня так, как надо. Сначала я от вас избавлюсь, а завтра Веронику на костре спалят, ведь вы-то за неё заступиться уже не сможете, а другие не посмеют. Прощайте, господин инквизитор, для проницательного человека вы оказались слишком глупы.
День тринадцатый. Вероника
Признаюсь честно, магия перемещений мне никогда не давалась, Беренике, похоже, тоже, потому что с местом выхода мы промахнулись изрядно. Я рухнула лицом в сухую, царапающуюся и колющуюся, словно выводок диких ежей, траву, а сверху на меня плюхнулась внучка травницы. Да, что и говорить, посадка вышла пусть и не мягкая, но однозначно запоминающаяся. Береника, вон, вообще тушкой неподвижной лежит, признаков жизни не подаёт. Я кое-как выкарабкалась из-под изрядно придавившей меня девушки (век бы не подумала, что она такая тяжёлая, на вид тощенькая и маленькая!) и принялась энергично растирать Беренике руки, хлопать её по щекам, встряхивать за плечи. Давай же, не время сейчас благородную девицу, при малейшем потрясении в обморок хлопающуюся, изображать, Тобиасу помощь наша нужна! Негромко шипя сквозь зубы, я распутала завязки на небольшой сумочке, в которую сгребла все необходимые для дальнего и опасного путешествия снадобья, забренчала пузырьками. Да где же он, где, я же точно помню, что брала его?! В руку мне доверчиво, точно маленький котёнок, ткнулся запечатанный тугой пробкой пузырёк тёмного стекла. А, вот он! Я вытащила нужную склянку, зубами выдрала тугую пробку, поморщилась от едкого, ударившего в глаза облачка вырвавшегося на свободу пара. Фу, гадость, зато и со смертного ложа (тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не накликать) поднимет. Я приподняла Беренике голову и резко сунула ей под нос пузырёк. Результат превзошёл все мои ожидания. Не открывая глаз внучка чародейки подпрыгнула, дёрнулась, словно её калёным железом прижгли, а затем куда-то бодро поползла, по-прежнему крепко зажмурившись. Ну, что ж, реакция у девочки хорошая, а вот ориентировка на местности страдает довольно сильно.
— Ты глаза-то открой, — я потормошила Беренику за плечо. — И ползи в другую сторону, там, куда ты направляешься, болото.
Внучка травницы послушно распахнула глаза, вытерла выступившие на глаза слёзы, закраснелась стыдливо и
