Через три дня дети вернулись в Милосердие. Старший мальчик привел с собой пятилетнюю сестру — отец оставил их под мостом и не являлся уже два дня. Детей забрали в семьи, и я доплачивала за их содержание.
Через два года после образования поселка пришлось организовать школу-трехлетку — дети были и у работниц цеха, и у новых жильцов. Минимальная грамотность им не помешает. А если кто-то проявит желание учится дальше — всегда можно оплатить учебу.
Некоторые новички были слишком стары — за таких жителей я платила небольшой пенсион на содержание. Всего в «доме престарелых» находилось сейчас восемь человек и четверых уже похоронили — все люди смертны, но за ними был хороший уход и ушли они как люди, а не как бездомные собаки — умерев под забором.
Присматривала за домом престарелых семья одноногого каменщика — он сам, крепкая жена и три их дочери. Кроме стариков, при доме жили еще три откормленных кота и ласковый дворовой пес Фунтик. На праздники Эжен посылала туда корзину сладких пирогов — многие жильцы были большими лакомками.
Разные, в общем-то, люди жили в квартале, но сейчас управлением этим всем большей частью занималась сестренка. Все же Эжен не зря столько училась, и бухгалтерию вела просто безукоризненно.
Конечно, ей помогала и я, и кёрста Жозефина, но, думаю, года через два-три, можно будет передать ей это дело полностью. Расходы мои на благотворительность были не так и велики, как можно подумать — многие, встав на ноги, охотно помогали соседям, а четыре семьи взяли с улицы детей.
Именно в поселке Милосердие закупала горячий завтрак для своих рабочих марка «Гейзер». Недавно такой же заказ получили от небольшой марки «Респект», занимающейся внутренней отделкой домов. Их скромный офис находился неподалеку от Милосердия, и совладельцы решили, что такой бонус поможет им привлечь лучших мастеров. Меня радовало, что кто-то решил улучшить положение своих рабочих.
Появились молочная лавка, бакалейная, мясная и лавка, торгующая овощами и зеленью — в них охотно обращались и мои мастерицы, и жители квартала. Появилась даже маленькая мастерская, где шили очень дешевые игрушки. И хозяйка мастерской была не я!
Там же жил безногий сапожник, папаша Шорт, который недавно женился на вдове с мальчишками-близнецами. Калек было много, но почти все научились какому-то делу и зарабатывали на жизнь сами.
Был построен достаточно большой и теплый дом, куда за очень умеренную плату работающие матери отводили детей. Хозяйкой этого детского сада была бездетная пожилая вдова Катиш, которую брат просто выгнал на улицу после того, как уговорил ее продать свое жилье. Айлюс ему судья, а прочтенная трок, выслушав мою идею, с большим энтузиазмом занялась делом.
С помощью четырех девочек-подростков вдова справлялась отлично. Я оплачивала дрова для отопления и, частично, еду. Остальное тетушка Катиш зарабатывала сама и даже откладывала своим помощницам на приданое.
Конечно, не все мастерские окупали себя. Некоторые находились на ежемесячной дотации. Но у всех, кто жил в этом «поселке» было нечто общее — это были порядочные трудолюбивые люди, попавшие в тяжелые обстоятельства, халявщиков и лентяев я не терпела.
В общем и целом в квартале текла самая обычная жизнь, с обычными семейными заботами, с ссорами и примирениями соседей, с взаимной помощью и поддержкой.
Разумеется, после замужества я и не собиралась продавать свою торговую марку. Марселю в голову бы не пришло запретить мне заниматься делами! Единственное, на чем он настоял — управляющий, которого взяли на время моей беременности. Надо сказать, что он так и остался работать — мне хотелось самой видеть, как растут дети, а трок Сонтер оказался прекрасным помощником.
Давным-давно были подписаны договоры с провинциальными магазинами и часть кукол уходила из столицы. К рождению Мадлен у меня было уже четыре управляющих, работающих в разных направлениях бизнеса.
Однако, даже когда дети были совсем маленькими, хотя бы раз в месяц я посещала свои мастерские и выслушивала жалобы от работниц — пускать дело на самотек я не собиралась.
Злорадствовать стыдно, я знаю, но иногда…
Изредка нам с Марселем приходилось сталкиваться с Эрнстоном и его женой на светских приемах — мы холодно раскланивались и этим ограничивалось все общение.
Я старалась не вспоминать о своих недоброжелателях — это было просто неприятно. Но могу честно сказать, что некий всплеск ярких эмоций я все же испытала, когда узнала, что последние четыре года дела в железнодорожной марке у бывшего «жениха» сильно пошатнулись.
Новых идей он не выдавал и владельцы марки, его отец и дядя, понизили его в должности, взяв на работу старшим инженером молодого амбициозного парня.
Благо, что с кёрстой Эгреж сталкиваться не приходилось вообще. После скандала и судебного процесса, куда её вызывали в качестве свидетельницы, она переехала куда-то в глухую деревню.
Её больше не принимали в домах, но сплетничали о той истории еще долго. Вот как раз судьба кёрсты оставила меня вполне равнодушной — она только пыталась нас обокрасть, но не сумела, так что — Айлюс ей судья.
К сожалению, с кёрстой Тиан виделись мы теперь не так часто, как хотелось бы. Через год после рождения Мишель она, вполне ожидаемо для меня, вышла замуж за галантного кёрста Грасса, он оставил свое место управляющего и увез жену на побережье, где они купили небольшой домик. Так что виделись мы с ней только в летний сезон.
Каждый год, собрав чад и домочадцев, мы отправлялись достаточно удобным поездом на лето в гости к ним. Грей обожал эти поездки и даже не слишком боялся поездов — у кёрста Грасса была очаровательная девочка-овчарка, которой матерый, с благородной сединой Грей через год оставлял потомство.
Я с усмешкой вспомнила, как не повезло бедолаге Грею три года назад — одного из щенков купили, но по каким-то причинам, задерживались забрать. И пятимесячный наглец, желающий играть с утра до вечера, находил своего отца, где только мог, мешая его послеобеденному отдыху и старательно обжевывал Грею хвост и уши.
Обычно с утра Грей стоически переносил игры с недорослем, а к вечеру его спасала кёрста Тиан, разрешая ему пройти в столовую.
Там он разваливался под одним из распахнутых окон, и утомленно вздохнув, блаженно дремал на сквознячке. Кёрста же Тиан, очевидно, вспоминая, как строга она была к нему раньше, каждый раз извиняющимся тоном поясняла:
— Я понимаю, что это баловство и собаке не место в столовой, но мне просто жалко старичка.
На что кёрст де Грасс неизменно отвечал:
— Я рад, душа моя, что ты столь добра к старикам, — и элегантным жестом поправлял седую прядь на виске.
— Какие глупости, ты вовсе не старик, — розовела кёрста Тиан.
На удивление, жизнь светского общества, после возвращения туда, показалась кёрсте Тиан скучноватой и через год они с мужем открыли небольшой цех по производству одежды для детей. Там отшивали не только колготки, но и ползунки, комбинезоны и боди для малышей.
