— Типа ты собираешься выполнить мое последнее желание, перед тем как посадить на электрический стул? — не могу я удержаться от сарказма.
— В смысле? — спрашивает Костя, сощурившись.
— Приговоренным к смертной казни разрешают исполнить последнее желание. Например, готовят на ужин то, что они захотят...
— Маша, — шумно вздыхает Гончаров, перебивая меня, — ты опять фильмов насмотрелась? Какой электрический стул и смертная казнь? Тебе бы романы писать.
— Ну хорошо. Давай куда-нибудь сходим, — предлагаю я. — Здесь есть кафе или ресторан, куда бы ты мог пригласить меня на ужин и побыть джентльменом? В качестве компенсации за все пережитое. Кстати, ты хоть раз приглашал девушку на свидание?
— Приглашал.
— Когда?
— Давно. Это было до Марины.
— А как вы с женой познакомились?
— Это долгая история.
— Так мы никуда и не торопимся. Ты сказал, что проведешь со мной два дня и я могу просить у тебя все, что захочу. А хочу я многого. Тебя никто за язык не тянул.
Костя опять вздыхает.
— Марина — двоюродная сестра того следователя, который закрыл дело о поджоге двух домов на окраине села. Я увидел ее у него в кабинете и влюбился. На тот момент Марина была замужем. Семью ее разбивать я не захотел, уехал обратно в Москву, а через полгода мы случайно встретились. Закрутился роман, и я забрал Марину в столицу. С маленьким ребенком. Кирилла все это время воспитывал как своего.
— Все-таки я угадала про следователя? У вас обоих шел карьерный рост, да?
— Да. Мы до сих пор общаемся, у нас хорошие отношения с Вадимом.
— Они такими же останутся после того… — Осекаюсь не в силах подобрать правильных слов. — После всего.
— Сомневаюсь. Но мне плевать. Каждый из нас преследует свою цель.
— А бывший муж Марины? Он так просто ее отпустил?
— Сложные тема для такого тихого и спокойного вечера.
— Ты избил его битой?
— Мимо.
— Сдаюсь. — Забираюсь на Костю и упираюсь ладонями ему в грудь.
— Звучит двусмысленно, — улыбается Гончаров и кладет руки мне на ягодицы. — Но поддерживаю.
Миг — и я оказываюсь под Костей. Теперь он нависает сверху. Если бы он всегда был таким, как вчера и сегодня, то у нас не возможно, а совершенно точно получилось бы построить крепкую и счастливую семью.
— Ты сказал, что через неделю я должна подписать здесь какие-то бумаги и улететь. Пообещай, что вернешься за мной… Это мое желание.
Вчера передо мной опять встал выбор: провести время до своего отъезда одной либо с Костей. Я выбрала второе. В чем-то я и правда похожа на Гончарова: если что-то вбила себе в голову, то придерживаюсь своей позиции до конца. Каким бы он ни был. А все эти истерики… Они от неопределенности. Закономерно, что меня сейчас так штормит, потому что до Кости я ни к кому подобных чувств не испытывала. Если с ним что-нибудь произойдет… Даже думать о таком невыносимо.
— Я уже говорил тебе насчет обещаний.
Во мне опять нарастает протест и тут же вспыхивает злость.
— Ты невыносим. Неужели так сложно сказать?
Костя берет мое лицо в ладони и вместо слов целует. Нежно, чувственно, глубоко.
— Так пойдет? — Всматривается в мои глаза и тяжело дышит.
В груди все сжимается от боли. Будто Костя меня не поцеловал, а избил.
— Нет. Недостаточно убедительно, — возражаю из вредности.
Костя снова тянется к моему рту, но не целует. Ведет губами по щеке, скуле, касается виска, возвращается обратно и ловит мое горячее дыхание. Сердце трепещет в груди. Меня будоражит этот контраст внешней холодности и внутренней нежности в Гончарове.
Его рука тянется к молнии на новой юбке, которую я купила несколько часов назад в местном магазинчике. Костя снимает ее с меня.
— Нас могут увидеть… — мелькает здравая мысль на краю сознания.
Он ненадолго отстраняется и смотрит пьяными глазами, хотя я давно не видела его с бутылкой в руках. Кладет ладонь мне на грудь и сжимает ее. Голова кружится от его взгляда и прикосновений. В ответ я впиваюсь пальцами в его широкие плечи, ощущая, как Костя упирается эрекцией в мой живот.
— Здесь никого нет. Это заброшенный пляж. — Он подминает под себя. Вдавливается своей плотью, показывая, как сильно хочет.
Меня по новой прошивает от его чувственности. Как будто Костя снимает свою броню в моменты близости и показывает себя настоящего.
Господи, что со мной не так? Почему всегда хочется ему отвечать и оправдывать все его поступки? Это вообще нормально? Или люди так сходят с ума в желании видеть то, чего в действительности нет?
— Костя… — пытаюсь воспротивиться, пока еще в состоянии, но рот мгновенно запечатывается безжалостным поцелуем.
Путь для отступления отрезан.
— Тш-ш, — успокаивает Костя, прервавшись. Снова накрывает мои губы своими и погружает в меня пальцы.
Внизу живота начинает ныть от возбуждения. Я зажмуриваюсь от остроты ощущений, стараясь не утонуть там, где совершенно не чувствую дна. Но тону. В очередной раз принимая поражение и оргазм. Осознавая, что у меня нет никого ближе, чем Гончаров.
Вечером мы идем ужинать в кафе на берегу моря, а потом долго гуляем по незнакомым улочкам. Я давно не ощущала такого тихого умиротворения и спокойствия. Страшно даже подумать, что через несколько дней все изменится и внутри опять поселятся неопределенность и страх.
— Как ты нашел это место? — Я прижимаюсь к Косте.
— Не я. Раф занимается недвижимостью и рассказал об этом городке. Люблю подобные немноголюдные места. Чем-то напоминают село. До смерти отца я провел там самые счастливые и беззаботные годы.
Не могу с этим не согласиться. Вот только когда взрослеешь, понимаешь, что жизнь там слишком тяжелая и оттуда нужно бежать.
— Что с Рафаэлем?
— С ним все будет в порядке, — неохотно отвечает Костя. — Не переживай.
Мы возвращаемся домой далеко за полночь и еще долго разговариваем в гостиной. Просыпаюсь я от непонятного чувства тревоги. Кости рядом нет, в доме стоит оглушающая тишина. В груди ноет от плохого предчувствия. Ветер завывает на улице с такой силой, что, кажется, хочет оторвать крышу у дома.
Я иду в спальню, держась рукой за стену, потому что штормит от резкого пробуждения. Глаза натыкаются на записку в постели. Почерк Кости. На листке написано всего два слова: «Я тоже».
Смотрю на них, ничего не понимая. Что он «тоже»? Сожалеет, что все так вышло и мы не можем быть вместе? Тоже любит? Тоже будет ждать нашей встречи в другой стране? Что тоже?
Сажусь в прострации на край кровати и устремляю взгляд в окно, где зарождается рассвет. Вспоминаю, как накануне Костя нежно целовал мои губы, наше смешанное дыхание, требовательные толчки во мне… Уже тогда он знал, что это наша последняя ночь.
