Таурисар в бездыханном теле своего коллегу.
— Злодейка! Убийца!
Он еще как-то меня обзывал, но мне не до того было, чтобы вникать, что он там говорит, потому что каждое свое слово этот засранец сопровождал жестами, кажется, забыв, что у него на кулак моя коса намотана. Растудыть его в качель, он мне точно голову оторвет!
— Да отцепись ты от меня, наконец! — взвизгнула я и запустила в него первым, что под руку подвернулось — монитором.
Таурисар озадаченно уставился на летящий в него неопознанный предмет. Так ему было интересно, что он забыл о том, что можно уклониться или отбить и поймал это жидкокристаллическое чудо техники.
Пока он там замешкался, я открыла портал и прыгнула. Очень надеялась, что, увлеченный удержанием в руках монитора, Таурисарчик растеряется и косу мою отпустит.
Но нет, не растерялся. Монитор бросил, и за мной последовал. И не отпускает, гад! Что делать-то?
Мы переместились в какое-то совсем уж кислое место. Выжженная пустыня. В прямом смысле слова выжженная. Кое-где еще даже не прогорело до конца и тлеет. Не дрова тлеют, а, кажется, сама земля. Извержение вулкана здесь, что ли, было?
Старый портал еще не закрылся до конца, а я уже открыла новый и прыгнула туда. Сгореть заживо не входило в мои планы на сегодня. В планы Таурисара это тоже не входило. Нашел себе паровоз в моем лице… то есть в моей косе.
Вальдор
— Пустите, пустите меня, пожалуйста!
— Что случилось?
Мне открывает дверь девушка лет так тридцати пяти от роду. Но такие — всегда девушки, от пяти и до семидесяти. Потому что женщинами их назвать язык не повернется. И все, вроде, при ней, только вот взгляд какой-то глупенький, личико какое-то пустенькое, ночная рубашка бабушкина — до полу и в рюшах, в общем, если какой мужчина сюда и заглядывал, так затем лишь, чтобы камин починить.
— Простите, — томно шепчу я…
И она захлопывает дверь перед моим носом. Я несколько растерян. Не думал, что подобная особа способа проигнорировать появление на пороге такого, как я.
— Давай снова! — рычит Терин, толкая меня в бок кулаком. Я, в общем-то, не нуждаюсь в стимуляции. Стучу. Открывает. Голос испуганный.
— Что Вам?
— Я принц Вальдор, — стону, — я вырвался из лап чернокнижника Терина. Помогите!
И пытаюсь плавно сползти на пол. Плавно не получается. Ну, потому что не умею я этого.
— Ах! — произносит она и прижимает ладонь ко лбу (и кто из нас здесь переигрывает?), — я Вас умоляю! Что же это такое? Зайдите!
Зашел.
— Прилягте, — предлагает дамочка, указывая на собственную, уже разобранную постель.
Ну, а я что? Я прилег. Я же в образе раненого героя. Отчего бы и не прилечь?
— Шалунишка! — страстно воркует эта особа и буквально, в прямом смысле слова набрасывается на меня. То есть прыгает сверху, придавливая своим костлявым, пахнущим несвежим потом телом.
— Я тебя, — говорит, — сейчас в бодрое состояние приведу, даже пикнуть не успеешь.
Какой там пикнуть! Я уже готов орать во весь голос что-нибудь непотребное и принцам неподобающее, например: "Помогите! Насилуют!". А уж что касается бодрого состояния — так хоть сейчас могу пару километров пробежать. Лишь бы куда подальше.
Свершиться гнусному насилию мешает эффектное появление Терина на пороге.
Тубероза же, увидев чернокнижника пред своими вытаращенными от страсти очами, забывает обо мне и думать. Даже не понимаю, обрадовалась она однокурснику или испугалась. Во всяком случае, тянуться руками к тому, что я предпочел бы использовать по отношению к другим лицам, она прекращает.
Пользуясь ее замешательством Терин, сделав пару элегантных жестов, превращает нашу прыткую дамочку в лягушку и традиционно отправляет ее к Мерлину, авось последний обнаружит себя где-нибудь за тридевять земель и снизойдет в своей милости к бедному любвеобильному земноводному.
Я же, стряхнув с себя эту противную живность, делаю вид, что ничего такого и не случилось, и даже приоткрываю перед лягушкой дверь, намекая тем самым, что ей пора отправляться к полулегендарному волшебнику немедленно. Тубероза покорно ушлепывает по коридору.
— Ну, — говорит чернокнижник, задумчиво глядя вслед лягушке, — не переживай. Я тоже с ней спал.
— Я не спал! — возмущаюсь я.
— Так потому что я вовремя успел, — парирует некромант, и я ему верю.
Дуся
Решение, что делать, пришло как-то самой собой. Выскочила я из портала, смотрю, ну точно, он самый — дворец зулкибарский! Уже практически дом родной. А дома, как известно, и стены помогают. В моем случае не совсем стены, а настенные украшения. Это у меня уже в привычку вошло — использовать их в качестве вспомогательных приспособлений. Схватила я сабельку со стены, махнула. Не иначе, как с перепугу у меня такая реакция бешеная и сообразительность обнаружились. Отсекла я себе косу, и портал захлопнулся.
Ну вот, была коса до колен, стала до пояса. Ну, или немного покороче. Ой, мамочки, жалко-то как! Села я там, где стояла, волосики эти коротенькие на лицо свисают, непривычно, будто не волос, а головы лишилась. Не выдержала я и заревела. Сижу, значит, рыдаю, слышу, ласковый такой и до зубовного скрежета знакомый голосок:
— Что ты плачешь, красавица? Обидел кто?
— Я сама, кого хочешь, обижу, — давясь соплями, отвечаю я.
— Дуся!
Ну, надо же, какое счастье. Узнало-таки меня высочество зулкибарское.
— Привет, Вальдор, — буркнула я, утирая сопли и вставая с пола. Не хватало еще рыдать тут перед ним.
— Дусь, а что с косой твоей? — сочувственно спросил принц.
Хотела я гадость какую-нибудь сказать, но так мне себя жалко стало, что я опять расплакалась. Вальдор прифигел от этого дела и даже обнял меня. Ах, какая честь! Стою, рыдаю на груди у наследного принца. Видать, сильно его мои слезы впечатлили, даже по спине меня осторожненько так погладил.
— Дульсинея!
Я на мгновение плакать перестала. Надо же! Терин узнал меня со спины, даже несмотря на некачественно обрубленные волосенки.
— Вот. Рыдает, — зачем-то объяснил очевидные вещи Вальдор и, не скрывая вздоха облегчения, передал страдающую меня в руки Терина.
Ну, я и у него на груди порыдала. Правда, недолго.
— Дульсинея, Вам идет новая прическа, — спокойно, будто я только что из парикмахерской вышла, проговорил Терин, погладил меня по заметно укороченным волосам, а попутно и слезы мне вытер. — Не хотите, Дуся, рассказать, что с Вами было?
Вот смотрю я на него и думаю — он специально мне выкает или это у него непроизвольно, на подсознательном уровне, получается?
— Хочу, Теринчик! Очень хочу. Только не рассказать, а наподдать тебе, как следует, за все хорошее!
— Вы намекаете, что в Ваших неприятностях виноват
