Поздравляю вас с королем, которого мы сделали. Это событие сильно повысило мое доверие к вам, так как я вижу, что в предпринятых вами мерах нет ошибок. Хотела бы, чтобы вы знали, как я довольна этим обстоятельством. У меня такая сильная боль в спине, что я не в состоянии долго держать в руке перо, поэтому, пожалуйста, напишите графу Кейзерлингу и князю Репнину за меня, скажите, что я довольна их работой и усердием, которым они заслужили немалую славу себе и нам; а другое письмо за моей подписью (в ответ на его) подготовьте новому королю. Или у меня в спине ревматизм, или я умираю. Боюсь, это может быть камень; но так как после бани вроде бы полегчало, может быть, это только простуда»{347}.
Понятовский был коронован в Варшаве 14 ноября.
Во время беседы о Польше за обеденным столом великого князя, к которому Панин часто приглашал сенаторов, генералов и старших чиновников, включая иностранных посланников, маленький Павел сделал замечание, которое продемонстрировало, что он заслуженно станет императором, когда достигнет совершеннолетия. Граф Бэкингем сообщил об этом инциденте, который, должно быть, имел место незадолго до смерти Августа III, графу Сэндвичу:
«Когда я говорю о Польше, то испытываю искушение упомянуть кое-что о великом князе. Он обедал в большой компании, и во время общего разговора спросил иностранного посланника, находившегося за столом, о возрасте короля Польши. Тот ответил — шестьдесят семь лет. Тогда, ответил великий князь, он может прожить еще лет десять, и если это произойдет, я сделаю вас королем Польши. Ваша светлость легко может вообразить, какое впечатление это заявление произвело на всю компанию. Мистер Панин в особенности был поражен и некоторое время не поднимал глаз»{348}.
Мистер Панин вполне мог не поднимать глаз, так как, вероятно, он и был в ответе за уверенность великого князя в своем будущем — эта вера определенно не санкционировалась императрицей: она наверняка была бы недовольна, если бы услышала такое.
За образованием великого князя, которое включало языки, историю, географию, математику, рисование, танцы, фехтование и музыку, тщательно следили. Выдающийся математик и ученый Франц Эпиню, который преподавал также в кадетском корпусе, учил его физике и астрономии; естественным наукам и математике его учил выпускник этого корпуса Семен Порошин. Религию преподавал архимандрит (позднее митрополит) Платон, один из самых просвещенных и известных священников России. Катехизис, который он подготовил для Павла, был переведен и опубликован по всей Европе; он внушил великому князю сильное чувство, что он призван Богом править Россией. Екатерина попыталась (безуспешно) уговорить французского философа Жана ле Рона д’Аламбера приехать в Россию учить Павла, но тот вежливо и твердо отклонил предложение (саркастически заметив своим друзьям, что страдает от геморроя — который в России является смертельным).
Обучение военному искусству не играло особой роли в образовании Павла — лишь в той мере, в какой оно вторгалось в дипломатию и финансы. Однако он рано стал проявлять унаследованную от Петра III страсть ко всему, связанному с солдатами, оружием, формой и парадами. Это пристрастие, которое было гораздо сильнее нормального мальчишеского энтузиазма и абсолютно не поддерживалось глубоко штатским графом Паниным, является, вероятно; одним из самых сильных указаний на то, что Павел действительно был сыном Петра. Танцевать Павла учил балетмейстер Франц Гилфердинг, и его участие в 1764 году в балете по легенде об Акиде и Галатее, в котором он танцевал партию бога Гименея, поразило всех. Он танцевал «так очаровательно, так уверенно и профессионально, что вызвал бурные аплодисменты, которые продолжались и продолжались, так что из-за них оркестр, состоявший в основном из дворян-любителей, был едва слышен»{349}.
Маленький мальчик вовсе не всегда был таким очаровательным, что следует из записей в дневнике Семена Порошина. В четверг седьмого октября 1764 года…
«Его высочество проснулся в шесть часов. Завершив туалет, он начал занятия… Поиграл в бадминтон в перерыв… В шесть часов вечера он захотел пойти в театр. Ставили французскую пьесу «L’Ecole des femmes»… Его высочество несколько раз аплодировал… Дважды публика начинала хлопать, не ожидая его, он из-за этого сердился. Дома он все еще продолжал ворчать… «В будущем я попрошу разрешения выводить тех, кто аплодирует в моем присутствии, когда я этого не делаю. Так быть не должно»{350}.
Это было раннее указание на характер будущего Павла I. 15 ноября он дурно обошелся с Порошиным, который записал:
«Сегодня у меня болел палец, и кроме того, я никогда не любил резать блюда за столом. Чтобы позабавиться, Его высочество намеренно переслал мне все блюда, чтобы я разрезал их и раздал. Затем он заявил, прыгая на стуле, как делает всегда, будучи в хорошем настроении: «Бедный Порошин, посмотрите, как тяжело он сегодня работает!»{351}
В начале мая 1764 года некий лейтенант Василий Мирович, служивший в Шлиссельбургской крепости, начал составлять совместно с товарищем, офицером Аполлоном Ушаковым, план освобождения из заключения Ивана VI, чтобы объявить его в Петербурге императором, пока Екатерина производит инспекцию прибалтийских провинций, намеченную на конец июня. Граф Бэкингем уже определил бывшего дитя-императора, о котором, по его признанию, донесения были весьма противоречивыми, как возможную причину раскола: «Многие утверждают, что он абсолютный идиот; другие, наоборот, заявляют, что он выделяется только нежеланием получать образование и что, зная прекрасно о своем положении, он по политическим соображениям прячет свои способности»{352}. Как эти «многие» могли получить информацию о молодом человеке, который почти всю свою жизнь провел в тюрьме, фактически в одиночестве, не объясняется. Как обычно, это были слухи, выдаваемые за истину.
Лейтенант Мирович родился в Сибири. Он был сыном ссыльного дворянина и внуком казацкого офицера, который участвовал в бунте против Петра Великого. Украинский патриот, Мирович жаждал восстановить счастье и положение своей семьи. Он вступил в армию, и во время переворота Екатерины стоял в Санкт-Петербурге. Он делал бесконечные попытки вернуть украинские земли, конфискованные у его семьи, хотя Кирилл Разумовский, гетман Украины, уверял
