настроение. На мгновение Айлин показалось, что она дома. Ведь «дом» — это не стены, это родные люди, дарующие нам свое тепло и заботу. «Дом» может быть даже просто объятьями. Не выдержав, Айлин подошла к сидевшей сиде и обняла ее. Сжала, словно страшась, что та исчезнет.
— Девочка моя, — Эйнслин не выдержала, приникла к дочери, глотая соленые слезы, — как же я скучала!
— Скучала, — эхом повторила Айлин, — и все равно оставила нас, — сказала и сама удивилась тому, что в голосе не было упрека, только обозначение сделанного.
— Я не могла иначе, — отозвалась сида. – Садись, ешь, я все тебе расскажу.
И Айлин послушалась. Села, отломила себе кусок румяного пирога, обмакнула его в густой жирный бульон и принялась есть, слушая невероятный рассказ о короле Николасе, объединителе земель, о его детях, женах и борьбе с сидами.
— Вот так и вышло, что мой родной отец был в первую очередь королем, а Николас - любящим супругом. Несовпадение этих двух идеалов и привело к войне. Каждый хотел обвинять. И ни один не желал слушать, — закончила Эйнслин тогда, когда первые лучи солнца протиснулись в комнату сквозь запертые ставни.
— Пойду, отворю окно, — проскрипела сейдкона Тэрлег, а Айлин задумчиво посмотрела на мать.
— Выходит, король Николас расплатился тобой, как первым дитем, за помощь сидов, и ты дочь Лесного царя, правителя сидов и королевы Давины, а я его внучка?
Эйнслин кивнула. А Айлин, сомкнув брови, продолжила:
— Тан Румпель, получается, сын короля Николаса и королевы сидов нечестивого двора? А, значит, наследный принц не только людей, но и сидов.
Эйнслин снова кивнула, а вернувшаяся со двора всеведающая с хитрым прищуром поинтересовалась:
— А какое тебе дело до мальчишки? Он не может править ни одними, ни другими. Потому над людьми главенствует королева без сердца, прикрываясь регентством, а во главе сидов нечестивого двора стоит Кайлех, сестра Румпеля по матери.
Айлин застонала и спрятала лицо в ладонях. Все эти династические переплетения были слишком сложны для дочери мельника. С другой стороны, тут скорее вопрос восприятия. Кем она себя будет ощущать, в того постепенно и превратится. Захочет остаться простушкой из Фортгала - никто и слова не скажет. Такая судьба ничем не хуже любой другой. Но у нее есть выбор — вот что самое прекрасное. Мало, кому в этой жизни позволено стать кем-то иным, а не следовать своему предназначению от колыбели до гроба. Айлин чувствовала, как перед ней простираются три пути. Она может остаться в сиде и обрести вечную молодость, дед будет только рад тому, что внучка предпочла Холмы людям. Она может попросить мать обучить ее сейду, вернуться к отцу и жить, не зная горя. Люди чтут сейдкон и будет у Айлин все, что она пожелает: будь то деньги, уважение или свобода от власть имущих. А может пойти напролом, игнорируя все правила приличия и нормы хорошего тона. Найти мага, выполнить то, что должно. И дальше пусть скажет ей, глядя в глаза, что не нужна. Ведь это раньше она могла спрятаться за щит разности статусов и культур, а теперь не выйдет.
«А ведь еще есть неисполненная плата за сейд. Как бы он ни возмущался, как бы я ни была зла, но магия приняла его слово и мое согласие. Назад пути нет…или есть?»
— Матушка, — Айлин попробовала слово на вкус и зажмурилась от удовольствия. Теперь оно будет ассоциироваться у нее с бараньим пирогом и душистым рябиновым взваром. – А плату за сейд можно как-то изменить или обойти?
— Ты успела дать обещание?
— Да, Темному лэрду, — Айлин потупила взор, — и теперь мне надо понять, что будет, если обе стороны откажутся от сделки? Золото станет соломой, а нас настигнет кара, или можно поменять одно обязательство на другое?
— Нет, — Эйнслин покачала головой, — магия сейда тонка и сложна в плетении, особенно та, что зиждется на соглашении. Пойми, ваши условие и согласие уже стали тканью этого мира. И как бы вы оба ни бежали от судьбы, она настигнет вас. Вы сами своим колдовством отрубили себе иные пути.
— Сколь пряже ни виться, а конец всегда настанет, — довольно проскрипела спакона Тэрлег. – Чего ж ты такого пообещала мальчишке, что теперь на попятную идешь?
Айлин сжала кулаки. Кому-либо говорить о сути договора с Темным лэрдом, да еще и обсуждать свое отношение к нему, она не желала.
— Отчего это на попятную? Я свое слово держать привыкла. А потому как бы ни хорошо мне тут с вами, а идти нужно. Разыщу тан Румпеля, а там дальше видно будет…
— Не пойму, к чему тебе торопиться? – Эйнслин стала убирать тарелки со стола, плата за сейд все равно тебя настигнет. Оставайся у меня, учись сейду, живи, а маг пусть идет своей дорогой. Ты ведь этого хотела, там на тропе?
— Нет! Да! – слова сорвались взметнувшейся птицей. – Я запуталась и хочу понять…
— Жизнь — это наши ответы на вопросы судьбы, девочка моя. Ты считаешь, что любишь Темного Лэрда? Чудовище, которого опасается даже королевская семья? – Эйнслин сделала вид, что ужаснулась, — Насколько хорошо ты его знаешь, чтобы думать о любви? Неужто ты согласна мириться с тем, кто он? Ведь ни с ягненком имеешь дело, ни с принцем из сказки, а потомком сиды нечестивого двора, проклятым сыном короля Николаса. Если ты надеешься, что снятое проклятье изменит его душу, то отступись. Пытаться править других любовью – эгоизм.
Айлин вздрогнула. Слова матери подняли волну протеста внутри. Тяжело вести беседу с тем, кто знает больше, чем ты говоришь, с тем, кто мудр, с тем, кто много значит для тебя и при этом с тем, с кем ты в корне не согласна. А Эйслин не смолкала:
— Как ты думаешь, каков он внутри, сильный и одновременно презираемый всеми? Наследник трона, не способный взять то, что ему принадлежит по праву, ребенок, проклятый собственной матерью. У вас с ним была сделка, договор? Он выполнил условия, получил желаемое и ушел. Поступи так же.
— Вот поэтому я и не хотела вам говорить, боялась, что отговаривать начнете! — злые слезы потекли из глаз. Сказанное матерью расставило все
