завтра на работу. Хотя какая работа. Не хочу никуда идти. Возьму отгул, скажу, заболела или еще чего. Да без разницы. Мне нужно еще пару дней, чтобы прийти в себя, вернуться в строй. И в целом понять, как в универе смотреть Филатову в глаза, как пройти мимо, как вытерпеть разлуку и унижение от него. Не знаю, что убивало больше: измена и унижение или разлука.
С неохотой я встала, сходила в душ, и заглянула на кухню. Папа в самом деле расстарался: приготовил яичницу. Правда, она подгорела у него, а еще он пересолил завтрак. Однако я съела, плакала и заталкивала в себя еду. Аппетита совсем не было. Хорошо хоть дома одна. Иначе и не знаю, как объяснила бы родителям, что второй день подряд реву без остановки.
Мне даже неинтересно было, куда делось семейство. Просто молча поела и снова ушла к себе: закрылась, залезла под одеяло и разглядывала пейзаж за окном.
Раньше казалось, что зима – это сказочная атмосфера. Улицы усыпаны снежными хлопьями, под ногами хрустит снег, машины сбавляют скорость, люди перестают спешить на работу. Время словно останавливается и ты вместе с ним. Кто-то на санках катается, где-то слышен смех и радостные голоса.
Сейчас же погода за окном напоминала тоску, разочарование и одиночество. На улочках ни души, только ветер задувает в щели деревнях рам. Ночами слышен вой собак, а снег из блестяще-белого превратился в грязно-серый.
Я закрыла глаза, на душе у меня тоже был грязно-серый снег и вой, только не собачий, а мой личный, от разбитого сердца.
Каким-то чудом умудрилась уснуть. Проснулась, когда уже стемнело. Дома разносились голоса. Я чуть поднялась, голова болела, в висках вибрировало. Глянула на часы, и ужаснулась: почти восемь. Это ж сколько проспала, и даже ни разу не проснулась. С ума сойти. Надо срочно позвонить на работу, предупредить.
Наверное, я забылась, поэтому так быстро кликнула на перевод из режима полета в обычный. Мобильный тут же запиликал, оповещая о входящих, кто не смог дозвониться. Сердце у меня сжалось, превратилось в натянутую струну. Дыхание перехватило. На экране отразилась почти сотня вызовов от Ромы.
– Кать, – дверь открылась, это мама вошла. К счастью, выдернула меня из мыслей и шока. Зачем он звонил? Что ему надо?
– Катюш, пойдем на кухню. Поможешь нам составить заявление в полицию.
– В полицию? – удивилась, откладывая мобильный на кровати.
– Да, я тут женщину встретила. Ее обокрали до нитки, она плакала, сидела на лавке. Ну как пройти, – почти шепотом произнесла мама, поглядывая через плечо, в сторону коридора.
– Господи, какой кошмар. Она не пострадала сама?
– Нет, к счастью. Но дрожит вся, не знает, как быть. Я говорю родственникам позвонить, а она даже телефоны их не может вспомнить. Так напугана видимо.
– Вы в полицию не обращались? – спросила, поднимаясь с кровати. Мысли немного путались, я не могла толком сконцентрироваться. Продолжала задаваться вопросом, почему Филатов столько раз звонил. Зачем? Если у них с Аней снова любовь, то… я отказываюсь понимать его поведение.
– Пойдем на кухню, может ты что посоветуешь ей. Мы с отцом как-то по старинке привыкли.
– Ладно, идем, – выдохнула и пошла за мамой. Смотрела себе под ноги, зевала. Из меня словно силы вытрясли. Отвратительное состояние. А еще, несмотря на обиду, в сердце продолжала таиться надежда. Увидела эти пропущенные и сразу подумала, вдруг с фотографией не все чисто. Вдруг она ненастоящая или… Ну для чего-то же звонил Рома.
– Настя, это моя дочка, Катенька. Она у нас умница, сейчас поможет тебе. И заявление составите, и родственников твоих найдем. Не переживай, – успокаивала мама едва знакомую женщину. Я подняла голову, хотела уже поздороваться. Да только не смогла и слова вымолвить.
Глава 46
Это была не незнакомая женщина. Госпожу Филатову нельзя спутать ни с кем. Только выглядела она иначе. Разбитая какая-то, глаза опухшие, плечи опущенные, словно маленький побитый котенок. Мне даже стало жаль Анастасию Александровну.
К слову, она тоже удивилась, увидев меня. Тут же сглотнула, взгляд ответа, пальцы скрестила. Мама продолжала щебетать над ней: кружку с горячим чаем поставила, пирожки, которые вчера испекла. Папа тем временем звонил какому-то товарищу, пытался рассказать про кражу, где это произошло и что делать дальше.
- Милая, садись, давай, ой, - мама покачала головой, разглядывая меня. Видок вероятно был тот еще: столько плакать. Я молча опустилась на стул рядом с Анастасией Александровной. Наверное, она должна ликовать – ее сын выбрал ту самую. А меня оттолкнул, как ненужную вещь. Хотя смотря на мать Ромы, казалось, у нее на уме другие мысли.
- Здравствуй, Катя, - произнесла госпожа Филатова. Я не ожидала, что она обмолвиться, но манеры никто не отменял. Да, мы с ней не таим друг к другу любовь и водопад приятных эмоций. Однако эта женщина не виновата в том, что ее сын… такой.
- Катюш, тебя, правда, никто не обидел? Господи! Опять плакала что ли? Если не скажешь…
- Мамуль, я просто спала весь день, - натянуто улыбнулась. Не хотелось опускаться еще ниже в глазах Анастасии Александровны.
- Я… я, наверное… - неуверенно произнесла госпожа Филатова. От былой бойкости и следа не осталось. – Пойду. Спасибо, Елена.
- Куда пойдешь? У тебя ни телефон, ни денег. Сейчас Игорь поговорит с Захаром, они подскажут, как быть. Пока у нас побудешь. Не переживай.
- Ленка, - крикнул папа из комнаты, продолжая говорить с товарищем.
- Чего тебе, - мама вышла из кухни, а мы Анастасией Александровной остались вдвоем. Обе молчали, обе смотрели в пол.
- Вы в порядке? – спросила тихо я, спустя какое-то время. Не для поддержания разговора, а потому что, правда, переживала. Уж больно потерянной она выглядела. Несчастной.
- Ну… - ответила мама Ромы также тихо, словно боялась подать голос.
- Оставайтесь, - произнесла, сама не ожидая от себя. В глазах этой женщины было что-то, что мне безумно нравилось в Роме. И хотя внешне ни малейшего сходства, она напоминала о том хорошем, что было между мной и Филом. Обида никуда не делась. Да только чувства заглушить сложно.
- Я… - госпожа Филатова вздохнула, поджимая губы. – Впервые в подобной ситуации. Даже телефон не могу вспомнить.
- Позвоните с мобильного моей мамы. Номер я вам скажу. Только…. – я замялась. Глупо о таком просить.
