что ничем эдаким от обычных людей азиат не отличался. Руки арестованного были скованы за спиной, а голову охватывал самый настоящий намордник. Все это опять же говорило о том, что Иваныч прислушался к моим словам или же сработала его профессиональная паранойя.
Самого гоблина нигде не было видно, но долго ждать не пришлось. Буквально через минуту после нашего прихода дверь в смотровую открылась, и внутрь вошел инспектор.
— Уже посмотрел на него?
— В смысле? — сначала не понял я, а затем дошло.
Быстро достал стикер и активировал щит. Увы, сквозь силовое поле удалось рассмотреть лишь легкое марево вокруг головы китайца.
— Нужно подойти поближе.
— Как скажешь, — недовольно сморщился гоблин.
Он явно рассчитывал на более четкий и быстрый ответ. Жандарма гоблин отпустил, так что дверь в допросную ему пришлось открывать самостоятельно. Либо сил у тщедушного пришлого просто немеряно, либо массивность и тугость запоров была лишь кажущейся, потому что открылась они без особых проблем. Как только я перешагнул через порог, в кармане тут же запиликал выпрошенный у Гюрзы приборчик, о котором, пока добирался сюда, совершенно забыл.
— Что это? — насторожился гоблин, но я больше обратил внимание не на то, как подобрался инспектор, а буквально затылком ощутил за спиной присутствие чего-то огромного.
Очень осторожно оглянулся и увидел, что даже не через плечо, а прямо через голову приборчик в моих руках рассматривает непонятно откуда и, что самое главное, абсолютно беззвучно появившийся орк в защитной броне. Я снова посмотрел на инспектора и все же ответил:
— Да так, одна штучка. Позже расскажу.
Гоблин все понял правильно и настаивать не стал. Я же вернул прибор обратно в карман и повторно активировал еще находящийся в левой ладони щитовик.
Вот, совсем другое дело! То, что издалека выглядело как легкая дымка вокруг головы китайца, вблизи оказалось знакомыми черными нитями. Правда, в отличие от опутывавшей Дверга сети, эти были очень тонкими и напоминали редкие волосы, почему-то не просто вставшие дыбом, а еще и колыхающиеся, словно водоросли в воде. Есть у меня подозрение, что если бы сейчас на китайца посмотрел какой-нибудь малефик, то он увидел бы нечто похожее на голову Медузы Горгоны. Я повернулся к гоблину и едва заметно кивнул. Этот намек тоже был понят без проблем.
Когда мы вышли из камеры в предбанник я увидел, что там появилась еще одна дверь, раньше замаскированная под участок стены. За этой фальшпанелью и скрылся орк, после того как запер камеру, а мы с инспектором вернулись в смотровую.
— Рассказывай, — жестко потребовал гоблин, когда мы остались наедине.
Если честно, это уже начало раздражать, но я все же решил не выделываться. Пока.
— Не знаю, что вам рассказали ваши эксперты, но в голове этого типчика сидит проклятие, причем очень ядреное.
— Ты уверен? — не унимался инспектор, явно не желая расставаться с какими-то своими иллюзиями.
— Нет, конечно, — не стал я вступать с ним в бессмысленный спор, — просто делаю выводы на основе того, что вижу. Ну и вот эта коробочка немножко помогает.
Я снова достал приборчик из кармана и показал его гоблину.
— Что это? — Гоблин тут же цапнул коробочку и начал вертеть ее в своих длинных пальцах.
— Сам точно не знаю. Разработала одна моя знакомая. Вроде прибор должен улавливать остаточные следы проклятий, — ответил я совершенно искренне.
Перед тем как с большой неохотой отдать мне прибор, Гюрза кое-что объяснила, но очень кратко и сумбурно. Были у меня опасения, что гоблин сейчас отберет вещь, которую мне дали на время, под честное слово, но он все же вернул приборчик обратно.
— Покажешь Бисквиту.
— Так и собирался сделать, — проворчал я под пристальным, каким-то сверлящим взглядом гоблина и продолжил пояснять свои выводы.
Пришлось рассказать о посетившей мою не самую светлую голову теории насчет основы проклятий из каркаса энергии разрушения. С гоблина можно было лепить скульптуру — аналог роденовского «Мыслителя», только под названием «Злобствующий скептик». И тут я не выдержал:
— Иван Иванович, вы меня, конечно, извините, но, насколько мне известно, каждый гоблин способен чувствовать проклятия. Хотя бы на самом примитивном уровне. Так чего же вы мне сейчас мозги полощете?
— Тебе соврали, — совершенно спокойно ответил инспектор. Именно тот факт, что он не стал имитировать понятные людям эмоции, говорил, что эти самые эмоции имеют место быть. — У большинства моих сородичей в юном возрасте обнаруживается недостаток контроля, и, чтобы мы не нанесли ущерба окружающим, Плетущие сеть бездны отрезают таких ущербных от доступа к Великой Паутине Мрака.
Это было явно что-то религиозное, потому что каждое слово трехсоставного термина гоблин произносил со значением.
— И вас тоже отрезали?
— Да, так что я не могу ни видеть, ни чувствовать темные плетения. Поэтому у нас тут два варианта. Либо ты опять что-то напутал, либо мне врут те, кто клялся этого не делать.
Если честно, я уже подумал, что сейчас он примет к работе первый вариант и пошлет меня дальними болотами, но гоблин сумел удивить. Впрочем, все вполне объяснимо: Иваныч, конечно, гоблин мерзкий, вредный и упрямый до одури, но вот интуицией обладает звериной и нюх на преступления у него запредельный. Через секунду стало понятно, что на самом деле качнуло чаши весов его сомнений:
— Пока ты ехал сюда, у меня потребовали перевода пленника во внутреннюю службу безопасности Совета мудрейших. Такой приказ может прийти только от кого-то из советников. Вопрос, зачем одному из самых влиятельных гоблинов в этом городе нужен вон тот китаец? И что это вообще значит?
Так, словно я настолько тупой, что не пойму, о ком идет речь, инспектор ткнул своим длиннющим пальцем в сторону сидевшего за стеклом человека. Ответы на этот вопрос у меня, конечно, были, как минимум теоретические, но вряд ли хоть один из них устроит гоблина, поэтому я лишь изобразил удивление.
Гоблин вдруг замер, словно его заморозили, но я не стал беспокоиться, потому что видел эту картину не в первый раз. Так у представителей этой расы выглядит процесс глубоких раздумий. Где-то секунд через двадцать Иваныч ожил и сразу задал мне крайне неприятный вопрос:
— Как ты снял проклятие с наемника?
Описывая по телефону сложившуюся ситуацию, я как мог более размыто рассказал об ангеле в картине, но сейчас пришлось объяснять все подробно.
— Так, — оживился гоблин, явно приняв какое-то решение. — Сейчас мы отвезем подозреваемого к тебе, и пусть сущность из картины снимет проклятие. Тогда мы сможем допросить этого малефика-мутанта без постороннего влияния на его мозг.
— А может, все-таки пусть попробует кто-то из ваших? — попытался я
