Какое-то время спустя с обхода вернулся Сашка. Как и полагалось, сохраняя тишину, Мишка уступил свой пост товарищу и сам пошёл обходить частокол. Мягко ступая по грубо отёсанному настилу, он старался всегда держаться тени, чтоб как можно меньше выдавать себя, иногда прижимался к заострённым к верху брёвнам, и замирал, вслушиваясь в темноту. Но в округе было всё спокойно. Огни в селении угасли и люди ложились спать. Даже корова, что жалобно и протяжно мычала, пытаясь обратить на себя внимание, утихла, может, легла спать так и не дождавшись дойки, а может всё же дозвалась свою хозяйку.
Вдруг Мишка заметил, как со сторожевой башенки у ворот, мелькнув во тьме, пролетела зажжённая стрела. По всему было понятно, что её метнул Сашка.
– Видно что-то заметил. Заволновался парень и ускорил шаг, не ослабляя своего слуха. Дойдя до сторожевой башни, Мишка вопросительно посмотрел на Сашку. Тот чуть слышно объяснил.
– То ли собака, то ли ещё живность какая к воротам подошла и притихла, словно вынюхивая что-то, хотел её рассмотреть да не вышло, убежала.
– Тебе не привиделось? – серьёзно спросил Мишка. – Ведь все наши собаки по эту сторону забора, а дикие животины сроду к селению на два полёта стрелы не подходят.
– Я о том и подумал, когда эту животину осветить стрелой захотел, – проговорил Сашка еле слышно почти одними губами. Парни во все глаза всматривались в ночную тьму, но нечего подозрительного не заметили, стрела, пущенная Сашкой, угасла и он, не говоря ни слова, глянул в Мишкину сторону, как бы сказав:
– Ну, я пошёл, посмотрю, как там дела.
Мишка в ответ товарищу, тоже молча, кивнул головой, только краем глаза глянув на парня. Сказав тем самым: «Понял, иди». Сашка бесшумно, не выпрямляя спины, исчез во тьме…
Ночная мгла понемногу становилась совсем непроглядной. Так как на месяц, светивший с небосклона, набежало облако, а бесшумные, но яркие всполохи молний в далёкой степи, тоже перестали освещать окрестности. Видно гроза, гонимая ветром, ушла вглубь степей. Поэтому Мишка, полностью положившись на свой слух, растворился в ночи и даже приоткрыл рот, для того, чтобы лучше улавливать звуки. Вдруг в дальнем перелеске, где выводил свою трель соловей, громко закаркали вороны. Мишка знал, что где-то там в там гнездится пара ворон, которая не первый год выводят птенцов в своём гнезде. – Но от чего они закаркали? Это было непонятно. Может соловьиные песни надоели, а может и напугал кто-то. Ворона, она птица такая, завсегда предупредит своим карканьем, если что-нибудь подозрительное увидит. – Мишка продолжил слушать, а ночь становилась всё тише и темнее. В след за соловьём притихли и жаворонки с перепёлками. Сверчки и кузнечики тоже перестали наигрывать свои незатейливые мелодии и только факел, прикрытый глиняным горшком, едва слышно потрескивал. А Мишка всё слушал, оперившись локтем о бревно частокола, едва дыша. Вот уже и ноги неприятно заныли, прося хотя бы небольшой разминки, но парень не двигался. Его внутреннее чутьё как бы тихонько подсказывало ему, равномерно тыкая в виски ударами пульса. – Смотри и слушай внимательней, вот-вот может что-то нехорошее случится. От непрерывного и долгого напряжения Мишка начал терять счёт времени. А тьма, царившая вокруг, стала густой и неподвижной словно плотная, тягучая масса. У парня вяло закрутилась мысль в голове.
– От чего же так тихо? Ведь комары и те даже куда-то подевались, хотя их в эту пору всегда было немерено. Внутреннее чутьё Мишки перестало его беспокоить и сознание стало проваливаться в дремоту. Полузакрытым глазами он увидел, как большая летучая мышь неслышно пролетела мимо его, едва не задев шлем крылом. «Странно…, – вяло подумал Мишка, – Сколько здесь живу, а летучих мышей такой величины мне видеть не доводилась». Сашка вернётся с обхода надо ему рассказать. А веки у парня совсем уже отяжелели и запутанный клубок мыслей и сновидений приятно окутывал его рассудок.
Вдруг чутьё парня каким-то образом снова пробудилось и до боли ткнуло его в виски. Мишка резко открыл глаза с тревожной мыслью; «А где же Сашка?». Ведь он же должен был давно уже вернуться, с другой стороны. «И, вообще, сколько я здесь сижу, тьму слушаю? Вот ведь дозорный… Уснул! – Сам про себя со злостью прошептал Мишка.
– Что же делать? Неужели Сашка тоже спит. Или враг прокрался и уже снял товарища».
Голова у парня соображала с натугой, веки сами собой наползали на глаза, не желая подчиняться. И чтоб отогнать липкую, одолевающую его дремоту, Мишка сунул голую ладонь в тлеющий факел, укрытый под глиняной посудиной. Руку тут же ожгло, отчего его голова стала ясной и к тому же теперь он сообразил по почти прогоревшему факелу, что был он в дрёме достаточно долго. Парень быстро сменил прогоревший факел в держателе на новый и, дав ему разгореться, снова укрыл его под глиняным горшком. После, не теряя времени, зажёг горючие стрелы выстрелил их одну за одной в три стороны от ворот. Видно никого не было, но густая непоколебимая тишина не давала ему покоя. Не бывает в пору летнею по ночам так тихо. Мишка решил быстро пробежаться вдоль стены частокола, чтоб отыскать товарища. Двигаясь во тьме быстро и почти неслышно, молодой воин распалял в себе злобу.
– Ну, Сашка, ежили ты спишь то я тебя крепко проучу как это на посту делать. Уж ты меня попомнишь! Примерно на середине пути он наткнулся на Сашку, тот лежал в неестественной позе ниц лицом и едва слышно дышал. Мишка даже испугался – уж не мёртв ли тот. Осмотрев товарища и не заметив на его теле где-либо ран, он со злостью дал ему по рёбрам. Тот даже не пошевелился, только громче засопел. Он дал ему ногой ещё сильнее, эффект был тем же. Мишка с ожесточением потёр товарищу нос и уши, но Сашка не просыпался. Парень сделал вывод, что не бывает сон таким крепким. Может хворь какая на него напала. Подумал он и оттащил товарища в сторону, под навес, чтоб тот во сне не свалился ненароком с частокола, да не свернул себе шею.
– Ну, что же делать? – опять в Мишкиной голове возник тот же вопрос. – Тревогу поднимать, вроде, не из-за чего. Но и одному караулить селение не дело. Сообщить Ивану с Семёном о происшествии, вот это будет правильно. Те быстро разберутся, что предпринять в этом случаи. И погреб новый, где они хазарина караулили, был совсем недалеко, что даже можно было кого-нибудь из них дозваться в полголоса, не спускаясь со стены. Мишка оставил Сашку и прошёл по стене частокола так, чтоб быть напротив погреба. Парень видел сквозь тьму, как кто-то кто стоит у стены, опершись на неё спиной. И это тоже было странно, ведь не водилось такого у ратников, чтоб на посту они стены подпирали. Мишка громким шёпотом окликнул часового. От такого звука в кромешной тишине, любой должен был встрепенуться. Но человек у стены даже не шелохнулся. Мишка не на шутку обеспокоился, да и повод был. Больше немедля и не теряя времени на оклики, на лёгких ногах он спустился со стены и, подбежав к погребу, посмотрел на часового. Тот крепко спал, опустив голову на свою грудь, опершись спиной о бревенчатую стену, выронив щит под ноги, но не выпуская из рук копья. Мишка, не производя шума, подскочил в плотную к ратнику, это был Иван. Иван мерно похрапывал, ничего не чувствуя. Парень толкнул его в плечо, и тот безвольно повалился на землю. Мишка едва успел придержать его и его оружие, чтоб не наделать шума.
