Дынин, он сам себе подписал приговор.
— «Кто бы мог подумать?» Это звучит самым тяжким признанием политработника в собственной некомпетентности и слабой профессиональной подготовке. Кто, как не замполит, обязан думать, видеть в человеке все, видеть завтрашний день коллектива?
Особенно нетерпим полковник Дынин к тем, кто ради чести мундира старается «не выносить сор из избы», кто делает вид, что в его коллективе, на возглавляемом им участке работы все благополучно. Вместо длинного слова «очковтирательство» полковник Дынин по-фронтовому прямолинейно употребляет слово «обман». Он не устанет повторять, что замазывание недостатков, сокрытие истинного положения дел, приукрашивание фактического положения в подразделении есть обман, коль речь идет о поддержании постоянной боеготовности, ежечасной и сиюминутной.
— Вы правы, товарищ полковник, — взял слово один из замполитов. — На все сто процентов правы. Но вместе с тем представишь старшему начальнику объективную информацию — потом упреков не оберешься.
По залу прошел шумок. Севший на место замполит принял это за одобрение своей позиции. В перерыве сослуживцы ему сказали:
— Вы недавно у нас, в спецчастях. Здесь такое не проходит. Для нашего начпо главное — объективность.
И теми же словами Дынина:
— Поживете — увидите.
«Быть или не быть?» — этот гамлетовский вопрос, над решением которого бьется веки вечные все человечество — в глобальных ли проблемах или в плане личного бытия — для взвешивания ответов у полковника Дынина собственные, выверенные партийной совестью, точные весы. Вопросы? Они могут быть самые разные, житейские и крупномасштабные — как-никак, а объем возложенной на начальника политотдела ответственности велик. Вопросы сегодняшнего дня и на перспективу, технического плана и морального… Ну хотя бы вот такой, простой — быть или не быть капитану Н. майором? На столе у полковника Дынина лежит представление на выдвижение этого офицера на вышестоящую должность. Вопрос назван простым для Михаила Львовича потому, что он с этим офицером, как говорится, пуд соли съел, познал его в деле, на учениях, в повседневном быту, на коммуникабельность в коллективе… Человек имеет глубокие знания, волевой, опыта не занимать. В общем, как говорят кадровики, перспективный офицер. Недостатки? Они Михаилу Львовичу тоже известны. Порой нескромен, излишне самоуверен. Любой свой труд «подрумянит». Коллектив справился с задачей — выпятит себя. Иной раз, нет, не в крупном, а так, по мелочам, выдаст желаемое за действительность… Но у кого из нас нет недостатков? Так быть майором ему или не быть?
Неправильно было бы сказать, что решение подобных вопросов для полковника Дынина является чем-то мучительно сложным, что он испытывает чувство раздвоенности. Нет, у Дынина — опыт. У него — не стоит бояться этого слова — чутье на людей, выработанное глубоким проникновением в самое нутро человека. Но в поиске верного решения Дынин видит перед собой не просто ту или иную личность с количеством звезд на погонах, а весь воинский коллектив, который доверят этому офицеру. Видит, что привнесет офицер в боеготовность подразделения, в боеспособность каждого солдата и сержанта.
Помнится, как однажды ответил полковник Дынин сослуживцу, старшему офицеру — тому потребовалась характеристика для перевода на более высокую должность в вышестоящий штаб:
— Москва нужна вам, я это понимаю. Но подумаем, нужны ли вы Москве?
Вот и сейчас представление на выдвижение капитана Н. откладывается в сторону. В блокноте Михаил Львович сделал пометку: «Еще раз побеседовать с Н.».
Телефонный звонок. Докладывал майор Кочунов, заместитель командира по политической части одного из подразделений. Оно только что вернулось с полигона, где принимало участие в тактико-специальном учении:
— Товарищ полковник, учебно-боевые задачи выполнены успешно. Настроение у людей нормальное.
Голос у Кочунова, как всегда, ровный, но в нем так и слышалась радость.
— Что значит «успешно», «нормально»? — сердито бросил в трубку Дынин. — Оценка, надеюсь, «пять»? Настроение у людей, чувствую это по вам, отличное?
— Так точно! — ответил тот, уже не скрывая радости. Поддавшись собственному отличному настроению, добавил смеясь: — Спасибо, товарищ полковник, за пусть и не очень существенную, но все-таки поправку в этот мой телефонный доклад.
— Вот так и докладывайте в следующий раз, — смеялся Михаил Львович. — А то: «успешно», «нормально»… Кстати, вы уже знаете, на что нацеливаем ваше подразделение ровно через неделю? Завтра в 16.30 я буду у вас.
Положив трубку, Михаил Львович продолжал улыбаться. «Вот этот не подрумянит ни оценок, ни своих способностей. Умеет любую задачу сделать родненькой, по его же словам, для каждого».
Последний телефонный звонок в этот уже поздний вечер. Клавдия Александровна, жена, спрашивает, ждать ли ей сегодня его к ужину? Правомерный вопрос: на часах 23.30.
Уже отойдя от штаба, Михаил Львович огляделся. Так и есть, снова в ночи светится то самое штабное окно: в одном из кабинетов, уже который раз, засиживается молодой офицер. Дынин шагнул к штабу: надо спросить, почему тот не идет домой? Неурядицы? Быть может, нужен житейский совет лейтенанту?
Школа Дынина. Многие из бывших его воспитанников (так его подчиненные партийные и комсомольские активисты называют сами себя) уже ходят в начальниках политорганов. Переписываются с ним, спрашивают совета. Вот одно из таких писем.
«Если возникает какая-то сложность, конфликтная ситуация, Михаил Львович, я всегда думаю: «А как полковник Дынин поступил бы на моем месте?» Вот так и сейчас, за тысячи километров я нахожу в Вас опору».
Дынину вспомнилась одна из встреч с молодыми солдатами-связистами, только что прибывшими в подразделение. Те спросили, что им делать, как действовать по сигналу «Сбор». Закономерный вопрос. Ведь до этого юношам лишь в кино приходилось слышать этот резкий, как выстрел, сигнал.
— Ну что же, — начал Михаил Львович. — Приведу вам в пример совершенно недавнее. Это было два дня назад. Команда «Сбор» застала сержанта Сергея Кислухина в расположении роты. Схватив чемодан, Кислухин бросился на радиостанцию.
— А зачем чемодан, товарищ полковник? — спросил кто-то из слушавших.
— О чемодане я вам расскажу потом. А сначала — об экипаже этой радиостанции. Скажу коротко: экипаж вышел в отличные. И в этом большая заслуга сержанта Кислухина. Он не раз в соревнованиях на лучшего специалиста отстаивал честь вашей роты. Его за неунывающий характер, трудолюбие, прямоту и честность, за то, что всегда готов помочь товарищам, сослуживцы два года подряд избирали комсгрупоргом.
Так вот, кинулся Кислухин к радиостанции. Привычно уселся за пульт. Настроил передатчик. Наметанным глазом проверил готовность остальных членов экипажа к боевому дежурству.
Вскоре начали поступать сигналы. С каждой минутой напряжение в работе возрастало. «Противник» применил прицельные помехи. Но недаром экипаж отличный, недаром сержант Кислухин назван снайпером эфира. Связь оставалась гибкой и надежной. По команде Кислухина переходили на запасную частоту, на резервную, с одного режима работы на другой.
Сутки не выходили радиотелеграфисты из аппаратной. Сутки
