был слишком зеленым, — вздохнула я, взмахнув рукой, в которой, как я забыла, была кисть, и умудрилась размазать синюю полосу по его лицу, отчего мой рот открылся, готовый рассмеяться.
Когда он протянул руку, стащил кисточку, посмотрел на нее сверху вниз и заявил, — Да, но этот синий слишком голубоватый, — я так и сделала — запрокинула голову и смеялась до боли в животе.
Его руки крепко обхватили меня, притягивая к себе, улыбаясь мне сверху вниз.
Когда я, наконец, взяла себя в руки, мои измазанные краской руки двинулись вверх по его рукам и обхватили его шею. — Как насчет сине-зеленого, и мы назовем это уже выполненным проектом? Мы работаем над этой комнатой уже три недели.
Когда Лазарус сказал «ремонт», благослови его господь, он имел в виду, что буквально все внутри нужно было вытащить и заменить — от пола и стен до проводки и системы отопления. На самом деле, все сказанное и сделано, в конечном итоге починка обошлась в столько же, сколько и покупка дома.
И наши руки прикоснулись к каждому квадратному дюйму, так же как и прикосновения тех, кого мы любили. Рив заменил нам проводку. Паган сделал план этажа, потому что у него, по-видимому, был талант к этому. Эдисон, Рейн, Волк, Репо, Кэш, Дюк и Ренни — все они занимались отделкой новым гипсокартоном и паркетными полами. Клуб девочек занимался мебелью, занавесками, полотенцами и прочим домашним хламом. Кроме Джейни. Ее подарком на новоселье стала боксерская груша в подвале. Росс Уорд помог с забором, который он купил и помогал строить, настаивая на том, что он получится отлично, потому что Росс Уорд был всем, что касалось охраны в прямом и переносном смысле.
Это стоило каждого пенни и каждой унции «потового капитала», который мы и наши друзья вложили в него.
Потому что довольно скоро, примерно через семь месяцев, мы больше не будем единственными, кто тут живет.
Словно почувствовав ход моих мыслей, его руки медленно скользнули вниз к моей заднице, когда он опустился передо мной на колени, положив голову на мой все еще плоский живот. — Сине-зеленый цвет более нейтрален, — согласился он.
На самом деле мы не пытались забеременеть.
Мы оба согласились, что хотим начать подготовку к свадьбе, а потом поговорим о детях, но оба согласились, что мы хотели бы иметь двоих.
Мы также всегда были осторожны — презервативы, потому что я не могла принимать гормональные таблетки, а другие варианты заставляли меня немного съеживаться.
И однажды ночью, придя домой с совершенно новой коробкой презервативов уважаемой марки и надев их именно так, как предполагалось, и не допустив, чтобы они протекли… мы все равно каким-то образом зачали ребенка.
— Может быть, это означает, что у нас на свадьбе должна быть маленькая цветочница или носитель колец, — его руки обхватили меня сзади, его подбородок покоился на моем плече, когда мы оба смотрели вниз на палочку на столешнице, которая, по сути, говорила: готовы или нет, я иду!
Эта фраза настолько идеально подходила Лазарусу, что в этот момент я почувствовала, как слезы защипали мне глаза.
Потому что он просто принимал вещи такими, какие они есть — без борьбы, без беспокойства.
И он всегда был способен увидеть причину, по которой любая ситуация что-то значила в общей картине.
Лазарус, 3 года спустя
— Я все еще думаю, что Сайрус — отличное имя для ребенка, — сказал Сайрус, сидя на подоконнике в больничной палате, бренча на гитаре и тихонько напевая, что было буквально единственным, что удерживало моего сына от слез. Мы пытались, когда Сайрус ушел прошлой ночью, включить успокаивающую гитарную музыку на моем телефоне, чтобы успокоить его на ночь, чтобы Бетани могла немного отдохнуть, но это было бесполезно. Если это было не по-настоящему, то он не спал.
— Эдисон, Рив, Кэш, Паган и Ренни — все заявили об одном и том же, — настаивала Бетани, ее темные глаза покраснели от недосыпа, а голос был тихим. — Мы не выбираем любимчиков.
— Верно, — согласился он, кивнув. — Это все очень… дипломатично. Кроме того, мы все знаем, что это не соревнование. Я — любимчик. Это просто, само собой разумеется. У меня волшебные пальчики, — добавил он, перестав бренчать, и прошло всего несколько секунд, прежде чем ребенок снова начал кричать.
— Ты же понимаешь, что только что забронировал себе концерт на полный рабочий день у нас, верно? — спросила Бетани, тепло улыбаясь, хотя и выглядя немного вымотанной.
— Конечно. Мы будем тут, — согласился он, придвигаясь ближе к маленькому инкубатору, в котором они держали младенцев, и начиная тихо напевать.
Да, мы.
Сайрус был частью «мы».
И его девушка, ну, давайте просто скажем, что его решение встречаться с ней вызвало серьезный конфликт с некоторыми нашими союзниками на побережье Навесинк, а также с внешним миром.
Но это была история для другого дня.
— Что это за взгляд? — спросил я, пододвигаясь и садясь на край кровати, прежде чем она подвинулась, слегка поморщившись при этом, чтобы освободить мне место.
— А как насчет Чарли?
— Чарли? — мои брови сошлись вместе, пытаясь вспомнить имя, но ничего не вышло.
— У Чаза.
Где мы, по сути, встретились.
— Нет. Неважно. Это была бы невеселая история для объяснения, — сказала она, закатывая глаза из-за кратковременной боли. — Росс? Я имею в виду, что он — причина, по которой ты остался на побережье Навесинк.
В этом не было ничего плохого.
Но я знал Росса достаточно, чтобы понимать, что ему бы это ни капельки не понравилось.
Это просто было не в его стиле.
— Или… Нав? — предположила она, — как сам город? Где я выросла. Куда, как ты чувствовал, тебя вело. Где мы встретились, и где мы влюбились, и где мы создали семью из наших друзей и ребенка из всего этого…
— Чертовски идеально, — согласился я, нежно обнимая ее, не желая сдавливать какие-либо больные места.
— Слышишь это, малыш? Наконец-то у тебя есть имя. Три дня спустя, — сказал Сайрус нашему сыну, который издал пронзительный крик. — Ну, я думаю, он хочет поесть, мама, — сказал он, отложил гитару, взял ребенка на руки и принес его к нам, прежде чем извиниться и выйти, чтобы Бетани могла немного побыть наедине, пока она помогала нашему сыну подкрепиться.
В ту секунду,
