— О таком споре. Ты сама по телефону рассказывала своей подружке. Не знаю уж, Аньке или кому другому. Что поспорила на то, что потеряешь девственность со мной и выставишь меня дураком.
— Ты рехнулся? — Егорова смотрит на меня как на умалишенного, а затем до нее начинает доходить.
Она борется, как львица, и мне приходится ее отпустить.
— Если бы я хотела, я бы тебя все равно оболгала и идиотом выставила. Ты не призадумался, почему это я промолчала? Никто над тобой не издевался и не прикалывался? И вообще, ты мог бы в лоб спросить, а не делать вид, что ничего не помнишь! — показывает она пальцами кавычки. — Я никогда не думала, что ты такой тупой, Одинцов!
Ну, тебе было двадцать два — ладно! Но сейчас-то на десять лет больше! Тогда просто шутливый разговор был, ясно? Между двумя подругами. А то, что ты слышал — всего лишь ответ саркастичный ответ.
Подруга ужасалась и спрашивала, что я буду делать, потеряв девственность. Для нее шок был, между прочим. Девичья честь до свадьбы утеряна. Воспитана она так, ясно?
Ну, я ей и ответила с юмором: как что буду делать? Выставлю его дураком. Буду бегать и всем рассказывать, что он посягал на мою честь, а я не далась! Что я спорила, будто его соблазнить — сделать два щелчка пальцами!
Обычный девчачий бред. Мне всего восемнадцать было, придурок! И перед подругой целомудренной хотелось поиздеваться немного. Бравада дурацкая. Я тогда знаешь как храбрилась? Думаешь, все так просто? Да я на тебя заглядывалась, когда ты с Георгом еще за одной партой сидел. Грезила о тебе, как сумасшедшая. Влюблена была по уши!
— Лик… — делаю шаг навстречу.
— Нет уж, вали отсюда, хука-бубука, тупица хренов! — бушует она, как грозовое море.
— Никуда я не свалю, ясно?
Мужик я или где? Хватаю ее за плечи и целую. Яростно, страстно, бешено. До тех пор, пока она не затихает в моих руках, не расслабляется.
— Люблю тебя, дурочка моя, люблю! — шепчу, отрываясь на миг. — Всегда любил, как оказалось. Забыть не мог. Черт с этими спорами. Или не черт. Я твоему хмырю морду начищу еще раз. И давай уже поженимся. Сколько там до конца срока осталось? Пусть удавится, упырь. Он не стоил и твоего мизинца.
— А ты стоишь, Одинцов? — спрашивает тихо и смотрит мне в глаза. Для этого ей пришлось немного отстраниться и руки мне на грудь положить.
— Я очень на это надеюсь. А если нет, значит буду стараться изо всех сил, чтобы у тебя никаких сомнений не осталось.
И я наконец-то сделал то, что хотел очень-очень-очень — погладил ее по животику. Положил ладони свои большие.
— А если я не беременна и никогда не смогу? — не хочет она сдаваться.
— Вы с подругой Анной мыслите в одном направлении. Она задала мне точно такой же вопрос. И я тебе на него отвечу точно так же, как и ей: мы усыновим столько детей, сколько ты захочешь. Но, кажется, нам это не понадобится.
— Предательница, — фыркнула моя Егорова. — Это она сдала всю контору с восьмьюдесятью днями и со всем остальным.
— Не все она сдала, не все, — оставляю поцелуи на Ликиных щеках и шее. Наконец-то добираюсь и до розовых ушек. — Только главное. А о том, что я все помню, по лицу моему догадалась. И сказала: «Дай ей тебя завоевать. Лике очень нужно почувствовать вкус борьбы и радость от победы». Как думаешь, я хорошо сдавался в твой плен?
— Не очень, — ворчит Лика и подставляет губы. — Но я все равно тебя завоюю. Прямо сейчас.
А дальше… это была безумная ночь любви. Мы сдавались друг другу в плен. Любили друг друга. Не могли насытиться поцелуями. Оторваться друг от друга не могли.
— Люблю тебя, — шептали мои губы.
— И я тебя люблю, — отвечала Лика, оплетая меня руками и ногами.
Под утро, когда Лика уже спала, положив голову мне на плечо, я подумал: мы потеряли десять лет. И могли никогда не столкнуться и не пересечься. Из-за глупостей. Неверно понятых слов. Из-за обид и ревности. Из-за всего того, что разъединяет.
Но сейчас я все понял и осознал. Хочу быть Ликиной надежной стеной, которая никогда не предаст и не сделает больно. Потому что моя любимая девочка — свет и тепло, радость и счастье. Большой мир, в котором хочется жить долго-долго и растить детей. Оказывается, это так просто — любить и быть любимым, говорить правду и не разочаровываться, потому что тебя понимают и принимают таким, какой ты есть. Даже если ты — хука-бубука и тупой придурок иногда.
Эпилог
Лика
Я выходила замуж в красном платье. Ало-дымчатом, как утренняя заря. Это была затея Одинцова, а я не возражала. Мне нравилось, как я выгляжу.
— Шикарная, сногсшибательная, великолепная! — стонала в экстазе Анька, моя подруга и свидетельница. — Почему все так зациклены на белом? Невинность и чистота? Лучше богатое плодородие, — похлопала она ласково меня по животику.
Там еще ничего не видно, но пощупать живот всякий горазд. Особенно дай волю Одинцовской матери, та бы от меня ни на шаг не отходила.
Свадьбу играли скоропалительно, но всем нравились и суматоха, и поспешность, и отсутствие «нормального» ресторана.
— Мы вообще могли расписаться и не ждать этого дурацкого месяца, — ворчал Одинцов.
— Александр! — вопила возмущенно его мама. — Рождается новая семья! Дай ей получить весь спектр правильных эмоций и ощущений! Платье, свадьба, фотографии, наконец! Чтобы было что рассказать детям!
— О, нашим детям и без того будет что поведать, — бросает Сашка хитрый взгляд на меня и получает локтем в бок: не хватало еще, чтобы все семейство было в курсе наших десятилетних отношений и двухразового секса до зарождения малыша.
— С сыном я поделюсь богатым жизненным опытом, — заявляет мой без пяти минут муж. — Я его научу, как надо поступать правильно, а чего делать не стоит.
— Девочка! — кричим мы хором с моей будущей свекровью, и Одинцов поднимает руки вверх. Его величество уверено, что родится сын, наследник Одинцовского рода. Папа Одинцова уверен в том же. Но мы с тетей Леной уверены в обратном, поэтому споры по поводу будущего пола ребенка не утихают ни на день.
— Что у тебя с твоим миллиардером? — спрашиваю Аньку, как только кутерьма с приготовлениями уходит на второй план. Подруга вздыхает.
— Все сложно. Ой, Лика, ты ж меня знаешь: сегодня один, завтра — другой. Надо просто жить!
Но по глазам подруги вижу, что в этот раз не все так легко и забавно, как было раньше.
— Разные мы, — добавляет она тише. — Где он, а где я.
Я бы поспорила, но пока не буду. Нужно немножко подождать.
После того вечера всех интересовало, как Аньке удалось подцепить именно эту жирную рыбу, что собралась посетить небезызвестную выставку.
— Гениальное — просто, а связи с общественностью значительно облегчают поставленную задачу, — поделилась личным опытом подруга, как только нам удалось ее затащить в гости. — Ребусов стрижется в нашем салоне. Не у меня, но рядом. Он у нас частый гость: волосы у него растут с неимоверной скоростью и торчат в разные стороны, видон тот еще. Ребусов ваш с удовольствием рассказывал, какой он великий и могучий компьютерный гений, почти хакер в прошлом, а сейчас — видный бизнесмен и воротила. Он пытался охмурить все, что шевелится, в радиусе десяти метров, а иногда и больше. Не всесилен, но дотягивался.
