– Я – как пионер, всегда готов, – не выдержав, хохотнул Семен.
Штурм русских позиций продолжался уже четвертые сутки. Все это время японское командование раз за разом бросало войска в самоубийственные атаки, вводя в дело все новые и новые части. Иные подразделения попросту прекратили свое существование, в иных едва ли оставалось по десять процентов от первоначальной численности. Японские стрелки подобно самоубийцам бросались в смертельные атаки, каждый раз вплотную приближаясь к позициям русских. Казалось бы, еще немного, еще самую малость – пехота ворвется в траншеи, а уже потом ее никому не удержать. Тот момент, когда они смогут сойтись в штыковой, будет смертельным приговором для русских, как это уже было на тафаншинских позициях. Но этого не происходило.
Самый лучший результат – это подобравшиеся вплотную несколько рот на левом фланге: там русские временно остались без поддержки моряков, ушедших для пополнения боезапаса. Однако этот успех оказался иллюзорным. Как только противник приблизился на дистанцию броска гранаты, в рядах нападающих начали рваться снаряды этой карманной артиллерии. Тяжелые чугунные осколки выкашивали людей ничуть не хуже пулеметов или артиллерии – при удачном попадании одна такая граната могла поразить до десятка солдат.
И вот наконец настал момент, когда количество отчаянных голов значительно поубавилось, они пополнили ряды погибших и раненых. Атаки японцев потеряли ту ярость и накал, что были прежде. Все указывало на то, что противник наконец все же выдохся. Русские же к этому моменту задействовали едва три полка, которые за эти дни были измотаны и избиты, потеряв чуть не половину личного состава, но так и не пропустили через себя наступающего противника. Кондратенко неоднократно был уже готов бросить в дело резервы, но всякий раз командирам обороняющихся полков и их личному составу удавалось выправить положение.
В частях уже началось брожение. Люди четвертые сутки наблюдали за тем, как их товарищи, прилагая огромные усилия, продолжают удерживать позиции, а они в это время отсиживаются в тылу и ничего не предпринимают. Не прибавлял настроения и постоянно текущий с передовой поток раненых, которых после оказания первой помощи тут же грузили в вагоны и отправляли в Артур. Вид израненных товарищей не вносил смятения в сердца солдат, он только разжигал злость. Да что же это творится-то? Вот при Александре Викторовиче, царствие ему небесное… А тут…
– Сережа, а может, ну его? Давай по-быстрому организуем тебе ранение – и иди в госпиталь.
– Ты за кого меня принимаешь, Гризли? Да как ты…
– Не кипятись, Сережа. Хочешь думать обо мне как о наседке – пожалуйста. Но посмотри на это и с другой стороны. Старуха прогибается, якорь ей в седалище, только там, где оказываемся мы. Вот влез Антон в морскую баталию – и от атаки камикадзе вышел только пшик. Влезли мы в события на Квантуне – и топчутся японцы у перешейка, шагу ступить не могут. А нет никого из нас у Куропаткина – и он, зараза, даже при куда меньшей обеспеченности японцев проигрывает им один бой за другим. А что, если нас там обоих накроют? Как тогда будет?
– Значит, о деле думаешь?
– И о деле тоже. А потом, мне будет куда спокойнее, если я буду знать, что, случись что, о наших семьях позаботится не какой-то там дядя, а ты.
– А почему не ты?
– Потому что я изначально поддержал эту затею, потому что я имею куда больший боевой опыт, потому что я, в конце концов, в отличие от тебя, обученный боец.
– Все так, Семен. А как ты думаешь, смогу я после этого жить? Каково оно мне будет, ты об этом подумал? Одно дело, если свалит в бою, приложило, оказался на больничной койке, другое – вот так вот. Э-э, даже не думай, медведь тупорылый. Я тебе тогда пулю в лоб закатаю, а не в плечо.
– Все, все. Нет дурных мыслей. Но неправильно это, Сережа.
– Нормально. А вдруг под напором сразу двоих у нее наступит перелом, и она окончательно сломается? Такого ты не допускаешь?
– После того, что с нами случилось, я уже допускаю все что угодно. Вот только понапрасну рисковать не хочется.
– Посмотри на это и под другим ракурсом. Быть может, именно то, что мы оба премся в эту авантюру в первых рядах, по большому счету и убедило Макарова и Кондратенко в нашей правоте.
– А правы ли мы? Может, это станет гибелью крепости? Вот возьмут самураи и выстоят, а потом ломанутся снова в последний и решительный, а наши не выдержат… Кто сказал, что мы лучше всех знаем, как нужно действовать?
– А я и не говорю, что знаем. Просто мне кажется, что ты был прав. Времени у нас совсем не осталось, направление изначально нами было взято не то, остается ломать через колено. Не знаю, как там будет у японцев, но для нас это и впрямь последний и решительный. Либо она здесь и сегодня переломится, либо все зря – и эта война закончится так, как и положено, только с куда бо́льшими жертвами.
– А ведь если бы ты согласился, у нас был бы еще один гарантированный шанс. Теперь-то мы знаем, как надо действовать. У нас будет целая киноиндустрия, синематографы по всей стране, политагитки, просто патриотические фильмы, документальные фильмы о происходящем за границей, чтобы сбить спесь и тупость с нашей интеллигенции. Наймем кучу борзописцев по всему миру – и пусть клепают статьи на благо России… Нет, откроем свои газеты. Раскроем глаза на наших революционеров. Вон про Ковальского фильм сняли, теперь его переправят в Питер и Москву – не думаю, что народу это понравится. Это же сколько можно наворотить!
– Вот если выживем – займемся. И не смотри на меня так. Если нет – эвон Варламу подробную инструкцию расписали, как, что и зачем.
– Варлам – не то.
– Семен, вот умеешь ты настроения добавить. Тут вот-вот в бой – а он стонет, как раненный поносом в самую… Иди вон лучше займись своим батальоном.
– Ротой.
– Это ты им рассказывай.
Выдвигаться было решено в три эшелона, без артиллерийской подготовки и вообще с минимумом шума. Первым по путям должен был проследовать один паровоз, с двумя добровольцами – они должны были проверить целостность пути. Конечно, парням не позавидуешь, случись путь нарушен, но они знали, на что шли. Далее двигался фронтовой бронепоезд «Стерегущий», ощетинившийся во все стороны орудиями и пулеметами. Уже следом за ним – состав, состоящий из платформ, обложенных мешками с песком, и блиндированных вагонов, которые были изготовлены для КВЖД еще в довоенное время, только у них срезали верхнюю часть, чтобы уменьшить площадь, по которой будет целиться артиллерия, и увеличить свободу маневра, тем более что бронированной была только нижняя часть, до окон.
Далее за этими составами выдвигались «Квантун» и «Ляодун»: на них возлагалась задача по артиллерийской поддержке этого своеобразного десанта. Уже следом за ними шли два состава с первой и второй подвижными батареями – это шестидюймовые мортиры, установленные на обычные двухостные платформы и обложенные шпалами, всего шестнадцать орудий. Их дальности в семь с половиной верст было вполне достаточно для осуществления артиллерийской поддержки.
