Телефон чуть ли не полетел в стену. Придурок малолетний! Какое счастье, что я с ним не переспала! Об этом знал бы уже весь Питер! А может и Ярославль! Впрочем, Артем мог ответить без всякого подтекста — не мог ведь паренек подумать, что старая бабка вообразит себе подобное. Нет, некоторым после пятидесяти пяти зомбоящик противопоказан! Хорошо не сказал: мол, она еще спит. Да, я спала. Даже в одном с ним спальнике. Спальник двуспальный. И, ужас, морозоустойчивый — по моему телу не пробежало ни одной мурашки.
Полдня я провела в магазине тканей. Выбирала цвета для штор, а потом в итоге поехала в салон и купила готовые. Помощь Артема очень бы понадобилась, но телефона его не было. Да я бы и не позвонила. Встала на стремянку и все сделала сама — при помощи сожженных нервов, такой-то матери и двух чашечек эспрессо из нового агрегата.
Теперь все было в цвет, кроме спальника. Но покупать кровать я не буду — без понятия, какого размера брать матрас: полуторку или двуспальный. Березов не звонил уже который день. Мать думала, что я в Финке. Все было великолепно. Особенно в табачном дыму.
Артем забыл сигареты. В пачке нашлась зажигалка. Я сидела посреди пустой комнаты в позе йога и изображала паровоз. Была бы выпивка, я б пила, но в ликероводочном магазине я не была. Увы… Завтра исправлю этот недочет.
— Яна, ты где?
Это было часов восемь вечера. Где я? В Караганде, Березов. Проснулся!
— Я дома. Что тебе надо? — я ответила совершенно спокойно. Будто и не ждала все эти дни его звонка, как ненормальная.
— Чтобы ты не врала! — Я дернула головой, чтобы прочистить ухо. Чего же так орать, я не глухая! — Где ты?
— Я уже сказала тебе, что я дома.
Пауза. Ну, угомонился?
— Я дома. Где ты?
Мое сердце забилось сильнее. Серия — неожиданно возвращается муж…
— У вас слишком много домов, Вячеслав Юрьевич. Я у себя дома. Напрягите память или воображение.
— Яна, ты на Звенигородской? — голос сделался тихим-тихим.
— Да. И если спросишь, что я там делаю, я тебе отвечу — ремонт. Хочешь, чтобы я приехала к тебе домой?
Да, я специально выделила голосом «к тебе». В груди поднималась неконтролируемая волна протеста. В трубке звенела тишина. Пауза. Недолгая.
— К себе домой, ты хотела сказать!
Снова орет? Замечательно.
— Я сказала то, что хотела сказать.
— И что ты сказала, прости за вопрос?
— Констатировала факт раздельного проживания, — голос мой дрожал. Губы сделались горько-солеными. — Непонятно, что ли?
— Яна, ты рехнулась?
Судя по шуму, он хлопнул дверью. Входной?
— Рехнулся у нас ты! — Я с трудом, но продолжала говорить. — Ты меня бросил, а не я тебя.
Или орать…
— Я тебя не бросал…
Голос его скакал, как баскетбольный мяч. Он сбежал по лестнице, да?
— Ты можешь называть бабушку дедушкой, но хрен у нее от этого не вырастет!
Я вскочила на ноги. Он явно сейчас хлопнул дверью машины.
— Ты думал, я буду ждать тебя, как Карлсона? Надеяться и верить? Не слишком ли ты самонадеянный, а, господин Березов?
— Ян, ты можешь… помолчать?
Он явно хотел сказать — заткнуться, но в последний момент передумал.
— Если ты не хочешь слышать мой голос, то какого хрена звонишь?
— Чего я делаю? Я звоню тебе…
А что я сказала — звОнишь? Переобщалась с лимитой?
— Следи за дорогой, идиот, а не за моими ударениями!
Я сбросила звонок и рухнула на пол. Ну вот какого хрена! Господи, ну ведь даже не позвонил! Сволочь! Я ударилась лбом о деревянный пол. Глаза, полные слез, перевесили голову. С трудом соскребя себя с пола, я прошла в ванную умыться. На марафет не было сил. Джинсы, футболка — все, как он не любит. И плевать я хотела на его вкусы!
Уже поздно. Дороги пустые. Он гонщик. Но все же не стоит гипнотизировать дверь. Но я стояла в коридоре и моргала от напряжения. Ключей у него нет. Позвонит в звонок. Подойду к двери и спрошу, кто там? Кто, кто? Конь в пальто. Козел и без пальто. Почти две недели…
Звонок ударил в барабанные перепонки и парализовал тело. Стук, настойчивый, вернул его в движение. Но язык остался нем. Я просто повернула замок. Дверь он толкнул сам. Букет бросил. Я ведь не могла не поймать. Руки сжались вокруг талии. Сильные руки. Подняли вверх. Прокружили, не знаю. Перед глазами все плыло. От слез. Что я хотела сказать, забыла и уже не вспомню.
— Ты знаешь, дура, что я тебя ненавижу? Ты знаешь?
Он будто не знал, что отвечать с полным ртом нельзя. А во рту у меня были его губы. Значит, я поцеловала его первой. Огромная прихожая сжалась вокруг нас — я отбила локтями все ее углы. Что мы искали? Дверь? Куда? Он не знал планировки квартиры, а я прекрасно знала, что искать здесь нечего.
— Слава, блин, я вся в синяках буду…
Его губы замерли на моей щеке, потом он отстранился.
— Да мне убить тебя хочется за этот час!
— А мне — тебя, за все две недели. Гад!
— Прикуси язык!
— Сейчас я тебе его прикушу!
Я продолжала висеть на моем законном гаде, не ощущая ни рук, ни ног — все болталось в воздухе, или вообще парило в безвоздушном пространстве. Поцелуй был слишком долгим, чтобы помнить, что такое дышать…
— Можешь, не искать, я сплю на полу.
— А я ничего и не ищу…
И он поставил мне подножку — я не удержалась и рухнула на спальник. Он его все-таки нашел.
— Девочка должна носить платья, сколько раз повторять…
Но он сумел справиться с молнией на моих джинсах. Я не помогала ему, все держала в ладонях лицо — побрился в дороге, гад! Думал, что я встречу его с поцелуями… Сволочь! И мне безумно захотелось его оттолкнуть, ударить — я даже вскинула ногу, но, оказалось, лишь для того, чтобы сбросить с пальцев повисшую на них штанину.
— Те девочки, у которых есть мальчики… — простонала я, вытягивая руки, чтобы лишиться футболки одновременно с лифчиком. — А мой дядечка непонятно где шлялся две недели!
— Все ждал, чтобы ты к нему приехала… Но это, сейчас вижу, не входило в твои планы!
Он стянул футболку, а слаксы упали с него сами по себе, хотя им было, на чем задержаться. Ни о какой раскачке не шло и речи. Это не было актом любви, это было продлением контракта на владение телом — с обеих сторон. Наши объятия давно не были такими крепкими, такими скользкими и такими нежными одновременно. Я не могла молчать, и даже сквозь поцелуи прорывались мои стоны, звучавшие в унисон с его хриплым дыханием. А потом все замерло, часы перестали отсчитывать секунды. Земля остановилась. Однако на этот раз мы решили не спрыгивать с нее, а дать нашей планете еще один шанс. Или все-таки прелюдия была? Длинною в две одинокие недели…
