— Но рано или поздно он будет здесь? — полуутвердительно кивнула Вера.
— Будет зависеть от его полезности.
Она поняла, что дальше давить бессмысленно, второе узкоглазое лицо в темноте останется в ее кошмарах, потому что господину министру так удобно. Перевела взгляд на голову Су Хона, она больше не радовала так, как в первые секунды, но вариантов не было. Подняла глаза на министра и сообщила:
— Ненавижу полумеры.
— Я учту. Как только он станет мне не нужен, он явится пред ваши светлы очи в таком же виде.
— Спасибо, — кивнула она с интонацией "я вам не верю", министр поморщился и сдержанно поинтересовался:
— Вы удовлетворены, я могу продолжать тренировку? Меня там ждут, можно сказать, с нетерпением.
— Эрик недобитый? — усмехнулась она.
— Он самый. Пожелаете ему удачи?
— Мне его сегодня не жалко.
— Бессердечная женщина, — нежно улыбнулся министр, — я же его сегодня укатаю до первой крови на полу, я обещал.
— Это так сложно? — скептично подняла бровь она.
— Моей крови. Да, это сложно. Без вашей удачи — практически нереально.
— Я не буду желать ему удачи, — прохладно поморщилась Вера, опять начиная рассматривать лицо Су Хона, — это даже не боевая операция, это тренировка, пусть выкручивается сам, хамло, не справится — его проблема.
— Ладно, — улыбнулся он с таким довольным видом, как будто другого и не ожидал,
— я пойду. К ужину буду обязательно, обед под вопросом, когда буду знать точно, я сообщу.
— Хорошо.
Он поклонился с каким-то загадочно довольным видом, медленно и чуть ниже, чем обычно, выпрямился, и бросив на нее прощальный многообещающий взгляд, ушел.
Люди начали двигаться, как только стихли его шаги, Вера и не замечала, как все замерли при нем. Откуда-то донеслось еле слышное недоумевающее ругательство, откуда-то еще — невнятный вопросительный возглас, что-то вроде "как так?", Вера ухмыльнулась голове Су Хона и перевела взгляд на подходящего Булата.
Повар поставил перед ней поднос, стал расставлять тарелки, на двоих, сел рядом. Кто-то из бойцов пошел в кухню, встал на раздачу и к нему потянулись остальные. Вера изящно запустила вилку в салат, попробовала и улыбнулась Булату:
— Правда вкусненько.
Он медленно качнул головой и выдохнул:
— М-да… Суровая ты баба, Верка.
— Меня довели, Булатик. Когда меня не доводят, я няшная. Но не сегодня.
Булат покачал головой, долго искал слова, но в итоге только многозначительно крякнул и тоже взялся за еду.
4.34.4 Разбор похода на рынок
Голова Су Хона на столе постепенно теряла привлекательность, а когда они с Булатом допили компот, у головы изменился запах и из-под шеи стало подтекать, таким он Вере больше не нравился. Она это озвучила и Булат попросил одного из бойцов унести голову, а поднос вернуть.
Пришел дежурный, сказал, что тренировка закончилась и господин распорядился, чтобы госпожу проводили на третью квартиру. Она попрощалась с Булатом и пошла.
Парень старался не пялиться на нее, но всю дорогу зарабатывал косоглазие, глядя как бы прямо, а на самом деле — на Веру. У каморки Дока он остановился и попросил Веру подождать здесь, сам заглянул и доложил, что госпожа прибыла. Из- за двери донесся усталый, но довольный голос министра Шена, сначала тихо: "Ты щит поставил?", потом громко: "Пусть заходит", дежурный вышел и изобразил приглашающий жест.
Вера вошла и замерла на пороге с выпученными глазами — на столе в центре, освещенный хирургически-ярким светом, полулежал господин министр во всей своей драной красе, мокрый от пота, окровавленный и голый, с небрежно наброшенной на одно бедро простыней, которая чисто символически прикрывала самое неприличное. А рядом склонился Док, ловко штопая длинную рану от правой ключицы до левого бедра.
"Он не спал."
Она именно так и лежала, с ладонью на груди, именно там, где начиналась рана.
Это выглядело так жутко, что довольная ухмылочка министра с этим никак не вязалась, но посмотрев ему в глаза, она поняла, чему он радуется — ему удалось взять расплату на себя.
"В этот раз — удалось."
Док бросил на нее короткий заинтересованный взгляд, она поняла, что молчит слишком долго, но понятия не имела, что говорить, это он ее пригласил.
— Я приду на обед, — наконец объявил министр, — это ерунда, заживет за пару часов.
Док тихо фыркнул в усы, но головы не поднял, Вера зажмурилась и послала ему волну силы и удачи, он заулыбался. Она еще раз изучила министра с головы до ног, уже спокойнее и внимательнее — ничего больше, только след ушиба на ребре ладони, уже практически невидимый, и пара более старых синяков, которые почти сошли. Эта подозрительная рана выглядела так, как будто он подставился специально. Она прочистила горло и прохладно поинтересовалась:
— Эрик жив?
— Даже почти здоров, — с легкой укоризной улыбнулся министр, — устал только очень.
— Ну и фиг с ним тогда. Все, жду на обед.
— Скоро буду, — довольно мурлыкнул министр, Вера сдержала желание поклониться и вышла, это коварная интервенция его культуры в ее голову вызывала глухое раздражение, тем более, что она невольно признавала некоторые элементы этой культуры вполне интересными и достойными войти в привычку. И это внутреннее согласие тоже раздражало, как будто одна ее часть должна была бы взбунтоваться и стоять на своем, а вторая часть должна была бы принимать новое и изучать это, и они обязаны были бы бороться, но почему-то вышло, что ни одна из них не хотела становиться на сторону сопротивления этому внезапному новому.
"Это потому, что поклоны для меня совсем не новое, когда-то я кланялась каждый день, в спортзале, это было нормой и теперь не воспринимается как что-то чуждое.
Здесь нечему сказать мне "Дзынь", да? Черт." — Вера.
Она вздрогнула, резко вырванная из своих мыслей, в полумраке коридора не сразу разобрала, кто ее позвал, потом увидела — дежурный у портала, Эрик, на том же месте. С настолько битой физиономией, что даже при таком освещении было видно, одинаковые синяки на скулах с двух сторон, разбитые губы, общий вид какой-то жалкий, как у наказанной собаки.
— Вера, я хотел извиниться за утро. Прости. Я неправильно все понял, маги уже сказали, что я дурак. Я рад, что ошибся, — в темноте мелькнула его улыбка, Вера не ответила — он извинялся за то, что сделал поспешные выводы, а не за само заявление и его тон, как будто имел несомненное право лезть в ее личную жизнь.
Она не хотела с ним разговаривать, поэтому просто отвернулась с каменной физиономией, бросила требовательный взгляд на своего провожатого, он дернулся и кинулся заполнять журнал, Эрик не отводил взгляда от ее лица.
