— Дьявола, конечно.
Я покивал ему — дьявола так дьявола.
Когда-то, отдыхая к Крыму, в районе Левадийского парка я наткнулся на красивый, хотя и облупленный дореволюционный особняк с синей табличкой «Санаторий для утомленных офицеров». Так вот мне туда очень-очень хочется. Хоть я и не офицер.
В общем, как обычно. Хотели взорвать эффектную дымовую шашку, а получилось — устроили карманную Хиросиму!
Глава 21. Что украл Шестопалов
It don't take much to please me
I'm just a simple man…
«Breakfast In Bed», Deep Purple
Я, как это за мной водится по понедельникам, сидел в баре «Лейка» и ничего не делал.
Было утро — десять часов тридцать минут.
Как оно обычно и бывает в барах по утрам, в «Лейке» не наблюдалось ни одной собаки — не считать же двух сонных официанток и Любомира, с педантизмом человекообразного робота протирающего чистые стаканы?
Я ожидал свой завтрак — омлет и салат «Цезарь» с курицей.
Передо мной высились два стакана томатного сока и застенчиво потела пятидесятиграммовая рюмашка водки.
Да-да, скажу я горячим покаянным шепотом, я собирался опохмелиться!
Добавлю в свое оправдание: я практически никогда не опохмеляюсь. Ни-ког-да. Ибо считаю опохмелку прямой дорогой к алкоголизму. А алкоголизм — болезнью печальной и в чем-то даже тупиковой.
Но в то утро я решил сделать исключение — ведь передо мной маячил деловой разговор. На деловых же разговорах, пусть и пустячных, принято хоть что-то соображать. А чтобы что-то соображать после толковой гулянки (а воскресенье мы знатно отмечали рождение у сталкера Палпалыча сына от местной пейзанки Настюши) нужно… да-да, опохмелиться!
Краснея от стыда, я принял, как микстуру, свою водку.
Быстро запил ее томатным соком и, клянясь до следующего воскресенья не брать в рот ни грамма, стал ждать свой омлет и «Цезарь» с курицей, бессмысленно глядя в окно.
За окном шел косой, непроглядный дождь. Два беспризорных кобеля — Лайм и Джокер — нехотя плелись через парковку бара «Лейка», низко опустив хвосты и нахмурив мохнатые серые морды. Я подумал, что если нам с Тополем не слишком повезет, то спустя какой-то год наш игривый толстолапик Капсюль запросто превратится в копию такого вот Лайма. Станет таким же нескладным, ребристым и вислоухим кобелем с поволокой отверженного во взоре.
С другой стороны, если посмотреть на мир глазами оптимиста, которым я где-то в глубине души являюсь, Лайм, в сущности, симпатичная, добрая и очень благодарная псина. Знает команды, подает лапу, даром что старичок, четырнадцатый день рождения скоро отпразднует.
Наконец новенькая официантка Зина, которой наш неугомонный брат сталкер уже успел дать кличку Балда (за сообразительность!), принесла мне мой омлет.
Омлет задорно шкварчал на чугунной сковородке.
Аппетитно пахло жареным луком и шампиньонами.
Смешно, конечно, с этими шампиньонами выходит, подумал я. Окрестные леса ломятся от ценных грибов — подосиновиков, боровиков, маслят, а всюду, включая наши сталкерские забегаловки вокруг Периметра, все равно готовят грибные блюда исключительно из одних шампиньонов. То есть из грибов, выращенных искусственно на смеси коровьего говна с желтой соломой.
Сверху золотистое, поджаристое солнышко омлета было присыпано мелко накрошенной зеленью — петрушкой и укропом — и притрушено смесью паприки с черным перцем.
Не торопясь, медленно, я втянул ноздрями запах.
Он был чудесный! Непередаваемый!
Тому, кто никогда не был в Зоне, где правит бал Костлявая, не понять, какую глубинную радость способны приносить бродяге-сталкеру обыденные, сугубо бытовые вещи — вишневый штрудель, бифштекс, шашлык из тигровых креветок… Зона бездуховных обывателей делает из нас, вот что!
Когда в бар вошел ефрейтор Шестопалов, я поначалу вообще не узнал его.
Начать с того, что теперь на нем была не армейская камуфляжка, а нормальная человеческая одежда — куртка, джинсы, ботинки.
И даром что куртка у него была кожаной, самого невзыскательного фасона имени вьетнамских рядов вещевого рынка, а джинсы — дешевенькими, с китайских рядов! Я не сноб. К одежде не придираюсь. Я про другое. Про то, что он больше был не «ефрейтор», а «просто Шестопалов», пацан с района. Я проглотил последний кусок омлета и встал, чтобы подать ему руку.
— Здоров, Комбат, — сказал Шестопалов, беспардонно оглядывая меня с головы до ног. — В Зоне мне казалось, ты ростом повыше.
— Привет, — сказал я, снисходительно проигнорировав ремарку про рост.
Что ты хочешь? Молодежь — не задушишь, не убьешь.
Вдруг я поймал себя на том, что не знаю, а может, просто не помню, как моего собеседника зовут по имени. Вчера вечером, когда ефрейтор звонил, чтобы забить стрелку, он, кажется, представился «Шестопалов, ты должен помнить»… Или имя он все-таки называл? Увы, во время звонка ефрейтора на мой мобильный я рыдал слезами под самый популярный хит сезона, пьяный в дым. Хит назывался «Весна на Заречной улице». И был посвящен, да-да, Заречной улице мертвого города Припять. Слова у песни были очень душевные:
На этой улице отмычкой
Гонял по крышам я зомбей,
И здесь на этом перекрестке
Я с группой встретился своей…
Или следующий куплет — душевный такой! Вот послушайте:
Я не хочу судьбу иную,
На артефакт не променять
Лощину ту у Агропрома
Что в люди вывела меня!
Спросите, а чем мне эта старая песня так уж нравится, чтобы прямо рыдать? Так я вам скажу — тем, что она про мою биографию.
Это меня, меня вывела в люди лощина возле Агропрома. Как-то, за одно утро, я набрал артефактов на десять тысяч уев — были там и «бенгальские огни», и «кристаллы», и «светляки», и «лунный свет»… Да чего только не нашлось! Как будто во сне — тотальная сбыча мечт!
Все найденное в лощине у Агропрома я загнал торговцу по имени Зулус.
Да, тогда Зулус нагрел меня как пацана. Но даже на то, что я получил, я смог снять себе в поселке сносную хату с микроволновкой и работающей душевой кабиной, купить юзаную тачку и вообще перейти из категории «подающий надежды бездомный малолетний отмычка» в категорию «начинающий сталкер-добытчик, врастающий корнями в Призонье».
Впрочем, я отвлекся. Мы же говорили о Шестопалове, который вроде бы не назвал своего имени, а если бы даже и назвал, то я его не запомнил.
— Чего изволите? — спросила официантка Зина-Балда, вежливо, и как мне показалось, со значением, скалясь Шестопалову.
— Мне — воды. Если можно кипяченой… А то бабла совсем нету, — как-то сразу застеснялся он.
