жизни и бодрствованию. Они были теплыми…
Хаста недовольно приоткрыл глаза — и снова ощутил тяжкий удар, от которого дрогнула земля. Затем еще и еще…
«Мамонты… — подумал он сонно. — Мамонты идут!»
Он лежал в снегу, не чувствуя тела. Небо искрилось от звезд, вдоль окоемов змеями пробегали зеленые сполохи. Над ним, фыркая, нависал огромный мохнатый зверь… И это был не мамонт.
Хаста никогда прежде не видал таких существ, но читал о них в храме, когда готовился сопровождать царевича на Великую Охоту. За годы прежних охот был составлен длинный список зверей, могущих встретиться наследнику. Где водятся, насколько опасны, стоит ли искать их или, наоборот, избегать. Этот возглавлял список тех, с кем лучше не встречаться. «Ибо он свиреп и неуязвим и убить его возможно, лишь загнав в большую яму, — было написано в примечании к рисунку. — Одно хорошо — зверь этот обитает на севере Змеиного Языка и в охотничьих угодьях встречается крайне редко…» Огромным мохнатым туловищем и ногами-колоннами существо весьма напоминало мамонта. Оно было приземистей, зато мощнее и длиннее, с могучим загривком и низко наклоненной небольшой головой. А вместо добродушной морды с умными глазами и длинным хоботом над жрецом нависало что-то вроде тарана, увенчанного двумя острыми рогами. Передний, размером с самого Хасту, покачивался прямо над его головой.
«Святое Солнце, ну и чудище! Ну ладно хоть перед смертью я увидел нечто необыкновенное… А что это у него на горбу? Неужто всадник? Ну ясно — у меня предсмертный бред… Эх, а я уже обрадовался, что в самом деле встретил мохнатого двурога…»
Всадник соскользнул с бока своего чудища, подошел к лежащему в снегу жрецу и склонился над ним. И это был не мохнач. Хаста увидел смуглую женщину средних лет с яркими синими глазами. Тонкое лицо испещрено шрамами. Одежда как у мохначей, на шее — необычная гривна: золотая змея…
— Кто ты? — прохрипел жрец.
— Я ищу своего мужа, чтобы спасти его, — ответила женщина, разглядывая лежащего. — Но ты — не он.
— Определенно не он, — согласился Хаста. — Хотя я тоже чуть не женился на накхини. Но и она — не ты.
— Многие думали, что он силен как никогда; что вот-вот вся Аратта склонится перед ним… Но Небесный Лучник уже сделал выстрел. И теперь его судьба — изгнание и забвение на века…
«Точно брежу», — уверился Хаста.
— Я буду идти до самого моря, его моря. Там, на берегу, я поставлю вежу и буду ждать его, пока он вновь не вернется в мир. И вот тогда настанет наше время. Так я поклялась — и пока не исполню клятву, мой путь не закончится…
— Я тоже кое-кому дал клятву, — отозвался Хаста. — Но, судя по всему, не сдержу ее. Разве что в другой жизни…
— Клятвы должны исполняться, — строго сказала женщина. — Или ты хочешь стать бродячим духом и блуждать по тундре вечно?
— Н-нет, не хотелось бы…
— Тогда дай руку.
Хаста хотел поднять руку, но она не послушалась его. Тогда странная женщина подняла его, перекинув через плечо. Поврежденную ногу пронзило болью, и Хаста лишился чувств — или уснул еще крепче…
Жреца разбудили громкие хриплые голоса. Кто-то раздевал его, быстро и грубо. Стаскивая обледеневшие штаны, задели ногу — Хаста взвыл и очнулся. Над ним шатром нависала крыша кочевой вежи, в вытяжное отверстие лился дневной свет. Потом свет перекрыла мрачная рожа мохнача в ореоле лохматых волос, показавшаяся Хасте очень знакомой.
— Я тебя знаю, — рявкнул мохнач на языке Аратты. — Ты — Хаста, солнечный шаман. Муж моей племянницы Айхи!
Обернувшись, он что-то прорычал соплеменникам, которых набилась целая вежа. Те взволнованно загомонили. Две могучие женщины невозмутимо продолжали раздевать Хасту — вернее, извлекать его из задубевших, примерзших к коже одежд.
— Я Хаста, — подтвердил жрец, озираясь. — А ты Умги, проводник охотников!
Мохнач осклабился, явно довольный, что жрец помнит его имя.
— Ты откуда здесь взялся, шаман?
— Гм… Как я оказался на Змеином языке, объяснять бесполезно — я и сам не понимаю. А к вам меня, видимо, привезла женщина на мохнатом двуроге.
Слова Хасты вызвали новый приступ волнения среди сородичей Умги.
— Мы не видели никакой женщины, — буркнул мохнач. — Ты лежал в снегу, со сломанной ногой, обмороженный. Тебе повезло, что мы наткнулись на тебя. Женщина на двуроге, фр-р! Двуроги — гордые, злые. Они ходят своими тропами и никогда не слушают людей. Что там была за женщина?
— Не знаю. Она сказала, что ищет мужа. И что едет к морю…
— К морю? — На лице Умги промелькнул страх. — Море — далеко на севере, в стране ааров, чудищ и мертвецов. Она либо была мертвячкой, либо богиней!
За спиной Умги зашептали, что-то подсказывая.
— Верно, тебя подобрала богиня, — проворчал тот. — Ты же шаман.
Охотник нахмурил косматые брови.
— Сколько чудес творится на Ползучих горах! Над вечным льдом зажглась новая звезда. Другие звезды падают вниз — а эта улетела в небеса! Неведомая богиня приехала на двуроге… И теперь еще ты!
Умги помолчал и сказал уже мягче:
— Впрочем, тебя мы ждали, Хаста. Ты молодец. Я даже не верил, что ты сдержишь клятву…
«Какую клятву?» — чуть не спросил Хаста, но вовремя прикусил язык. Все его тело начинало наливаться болью, понемногу отогреваясь в теплой веже.
— А где Айха? — спросил он. — Почему я не вижу ее?
— Айха ушла искать тебя в Аратту, — объяснил Умги. — Мы боимся за нее. Ползучие горы разрушаются. К югу от охотничьей тропы нет ничего — только Воды Гибели. Они пожирают земли лесных людей. Потому мы и ушли так далеко на север. Тут мало еды, зато земля крепко стоит под ногами…
«Потоп в Аратте! Змеиный Язык разрушается, а я тут лежу…»
— Я должен вернуться! — Хаста попытался приподняться и со стоном боли упал обратно.
— У тебя сломана нога, — сурово ответил Умги. — Ты будешь жить у нас, пока не вернется Айха. Мы будем хорошо заботиться о тебе, солнечный шаман. Ты доказал, что достоин стать ее мужем.
* * *
Мазайка вышел на берег реки и остановился, с радостным удивлением оглядывая родные земли. Как же долго он здесь не был!
Вержа, более полноводная, чем обычно, быстро несла воды на запад. Сейчас они были чисты от льдин, что невольно обрадовало Мазайку: во-первых, это значит, нечего бояться паводка, а во-вторых, проще будет переправиться. Снег кое-где уже сошел, и на пригорках белели первоцветы. Первая зеленая травка пробивалась сквозь прошлогоднюю листву. По оврагам же все еще лежал глубокий снег.
Мазайка приложил ладонь козырьком ко
