Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
Прежде чем выйти на мост, я оборачиваюсь в сторону крепости. Триста лет назад с нее начался город, по которому ходили герои моих мыслей – потом книг. В этом городе прошла и моя жизнь.
Безо всяких преувеличений ее можно назвать счастливой, ведь мне не выпало и сотой доли страданий, которые вынесли те, чей скромный мартиролог я столько лет держала в голове. Но теперь, отправляясь в последнюю в моей жизни эвакуацию, я смотрю не их, а своими собственными глазами.
Мои глаза видят небесную линию, над которой главенствует купол Исаакия. На него, как на маяк, я держу путь.
Мимо ангелов, облаченных в мраморные доспехи; мимо арки Сената и Синода, мимо замершего всадника, который все расставил по своим местам, сказав: «Здесь все божье и мое» – иду и думаю: всякая ленинградская душа рождается петербургской; всякая петербургская – ленинградской. Не на этом ли роковом несоответствии здесь все и держится? Не с него ли, как с подточенного водой постамента, все и рухнет? Но покуда этого не случилось, мой город-памятник стоит.
Миновав здание Почтамта, я замедляю шаги. Сколько раз мне хотелось сюда вернуться, на эту улицу, теперь переименованную в Почтамтскую, где прошло мое дворовое детство, а значит, тут все мое и все мне под стать: и эти дома, довольно обшарпанные; и темная подворотня, где мы играли в «вышибалы», и поднятая из руин – руками пленных немцев – парадная, в ней стоит сырая ленинградская за́дохлоть – запах, который не спутаешь ни с каким другим; и высокий чердак, где мы собирались дворовой компанией, где я травила ро́маны.
Быть может, там, на краю пажитей, словно на чердаке моего детства, я соберу их всех, своих родных, кого никогда не видела, и буду рассказывать им о жизни, которой не видели они…
Но это потом. А пока я возвращаюсь на родину. Иду по Театральной площади – не одна, а с родителями: молодой мамой и не таким уж молодым отцом. Мы переходим на ту сторону, где стоит композитор Глинка, опоясанный полукружьем перил.
Дома ждет меня моя бабушка. Сейчас она скажет: ты устала, тебе пора спать.
Да, я очень устала. Осмысливать неосмысляемое. Отличать образ от подобия. Сокрушаться о том, что образ искупается образом, а подобие подобием – нет. Отделять видимое от невидимого. Вести себя опрометчиво и безрассудно.
Даже не верится, на что я потратила свою единственную жизнь…
Долгий день кончился. Родители спят. Не спит только бабушка, разговаривает со своим тихим Богом.
Мне надо уснуть, чтобы проснуться среди ночи и, глянув во тьму широко раскрытыми остановившимися глазами, убедиться: там, за ширмой, отгораживающей время от вечности, стоит смерть.
Вот я просыпаюсь, сдвигаю одеяло, вылезаю из кровати. (Осторожно, лишь бы ненароком не коснуться ширмы.) Бегу босиком по холодноватому полу, не оставляя следов.
Прежде чем пустить меня к себе, бабушка спрашивает: Хорошо заштопала?
Мне не хочется ее расстраивать, признаваться в том, что прошлое – не рваный носок. Скорее, игра – пазл: маленькие кривые кусочки; если сложить их правильно, получится картинка.
Я молчу, но бабушка все равно меня слышит.
Ишь ты! А если неправильно?.. Ладно, она говорит, не плачь, не надо плакать. Завтра мы их перемешаем, и ты начнешь заново.
Чтобы начать заново, нужно время. У меня его нет.
Ты про смерть? – бабушка улыбается (отсвет ее улыбки бежит по потолку, ложится на темную ширму). Не надо ее бояться. Смерти нет. Она – ничто. Пустая выдумка. Когда мы проснемся, я все тебе расскажу…
Ах, как же мне уютно и тепло. Утром бабушка мне расскажет. Все, чего я еще не знаю. Про жизнь, про любовь, про радость. Про своего тихого Бога.
Зарывшись лицом в бабушкину подушку, я успею подумать: какое счастье, господи, какое счастье…
И тогда умру.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
