Голди затихла. Она стояла, переводя дыхание, и тут к ногам Мэри Ад, растолкав всех, бросился Тинки Клинкер.
Луна спряталась за тучами. Ник Нанн, почти ничего не различая в темноте, с изумлением слушал, как Тинки умоляющим голосом уверял Мэри, будто ни в чем не виноват.
— Ваша честь, я только вышел в море порыбачить. А они меня схватили, — лепетал он.
Ник отвел глаза и долго смотрел, как облака окутывают луну.
На полубаке опять воцарилось молчание. Мэри сказала:
— Для большинства из вас смерть будет легкой. Я не отправлю вас в трюм. Эта казнь припасена для самых худших, а вы, мистер Клинк, к ним не относитесь.
— Нет… миссис… выслушайте… чертов перец… я ничего не сделал… я…
— Смерть будет быстрая и чистая, — повторила Мэри. — Вам не придется долго страдать.
Ник ничего не видел, не оборачивался. Смотрел только на облако, за которым скрылась луна. Прозвучал выстрел, внезапный, острый, и Ник поморщился, хотя в свое время слышал немало ружейной стрельбы. Феликс, сидевший рядом с ним, не шелохнулся.
Раздался глухой стук, как будто на палубу упало что-то тяжелое. И послышались рыдания. Голди. Она плакала не по Тинки.
Темное небо стало светлее, чем корабль. А вокруг шелестели сети да вздыхали черные паруса.
* * *
Зверь удивленно смотрел на Черного Хвата. Тот появился под грот-мачтой, словно джинн из лампы. Хотя Зверь хорошо видел в темноте, Черный Хват намного превосходил его в этом умении, да и в проворстве тоже.
— Пора? — спросил Зверь. Говорил он самым обыденным тоном. Эту небрежность в голосе он припасал для другого случая — для Локсколдской виселицы. Там, на эшафоте, прозвучало немало речей.
— Я поговорил с миссис Ад, — сказал Черный Хват. — Убедил ее, что ты не такой уж плохой тип. Точнее, она и сама это знала. Не из самых худших, посчитала она.
— Значит, меня ждет легкая смерть, как и всех остальных, кого доставили на борт после восхода луны.
— Тише, Зверь. Мы об этом предпочитаем не говорить. Так что помалкивай. К тому же твой удел не таков. Она сказала, ей нравится, как ты себя ведешь. Не ворчишь, не споришь, работаешь не покладая рук. Ночью видишь неплохо, а со временем еще навостришься…
— Со временем?
— Мэри решила, что ты можешь остаться служить на ее корабле. Твой приговор — десять лет. Ну, благодари меня.
— Ты хочешь сказать…
— Что хотел, то и сказал.
— Не шутишь? Это правда?
— Порви мне сердце скрещенными костями, если я вру.
И оба заковыляли по палубе к полубаку. На возвышении стало просторно. От кормы до носа, сверху со снастей — отовсюду на них взирали лица спутников Мэри, белые и черные. Люди с «Вдовы» не раз становились свидетелями подобных зрелищ.
Черный Хват и сам не понимал, почему он так радуется спасению Зверя. Может, просто приятно видеть рядом лицо, знакомое с былых времен?
Зверю стало легче на душе, однако он почему-то чувствовал, что угроза не миновала. Может, Черный солгал? Или Мэри пошутила? Вдруг он увидел, что на полубаке остался еще один человек — Голди. Она лежала, распростертая, на палубе, по бокам от нее на страже высились Кикрей и Сверре. И тут Зверь понял, почему для него нет спасения.
Он поднялся, приветствовал Мэри Ад и склонился над Голди.
— Оставьте ее, сэр, — сказала Мэри. — Вам дарована жизнь. Ей — нет. Ее ждет та же смерть, какую принял ее отец. Страшная. Мучительная. И отсрочки приговору не будет.
— Погодите немного, миссис, — произнес Зверь.
Он протянул руку и с неожиданной легкостью поднял Голди на руки. Поставил возле себя, а увидев, что у нее подкосились ноги, поддержал за плечи. Она горько плакала.
— Тише, девочка моя, — сказал ей мистер Зверь. Потом обратился к Мэри: — Благодарю, мадам, что сделали мне выгодное предложение. Но не могу его принять.
— Почему же, мистер Зверь?
— Я знаю эту девочку с тех пор, как ей было четыре года. Видел, как обращался с ней отец, как он учил ее уму-разуму. Хоть она и дрянь, но виноват в этом он.
— Ну и что, мистер Зверь?
— А то, миссис Ад, что если ее ждет ваша знаменитая смерть в трюме, то я пойду с ней. Будем страдать вместе. Ужас уменьшается вполовину, если его есть с кем разделить.
И сам уныло подумал: «Ну и дурацкая же получилась речь».
Голди билась в судорогах, рыдала и явно не понимала, кто она такая и кто этот человек рядом с ней. Не сознавала, что он — ее же собственный первый помощник, над которым она столь часто издевалась и которого нещадно била.
Зверь сказал ей:
— Пойдем, девочка. Скорей начнем — скорей отделаемся. В прошлый раз нам удалось унести ноги. Сейчас не выгорело. Но я с тобой. Держись.
Мэри Ад встала.
— Сэр, вы сошли с ума!
Мистер Зверь ничего не ответил. Он и без нее знал.
Ник Нанн тоже поднялся на палубу. Он вглядывался в море, как будто хотел пересчитать все волны — словно от них зависела его жизнь.
А Феликс, лежа на канатах возле ростры, смотрел им вслед невидящими, полузакрытыми глазами. Рослый косматый пират и бледная девушка с зелеными камешками на шее. Над их головами нависают мрачные тучи. Пленников сопровождают Сверре и Кикрей. Где-то заскрипел люк. Послышались тяжелые шаги, шепот. И больше — ни звука, только поскрипывает черный корабль да плещутся волны. А с неба падает тихий дождь, несет с собой запах земли. И с юга дует ветер.
* * *
Очнувшись, он решил, что всё это ему приснилось. Или почти всё. Палуба опустела, над правым бортом разгоралась заря, а между нею и морем что-то виднелось — ах, да это же берег!
— Мистер Феникс. — Рядом, переминаясь в смущении, стоял Ник Нанн. — Видите ли, днем она ложится спать. И хочет прежде сказать вам два слова.
— Кто… кто ложится спать?
— Мэри Ад.
Феликс поднялся. Тело затекло и болело. Ну и дурной же сон привиделся…
— А они… — боясь услышать ответ, спросил он.
— Да. Все.
— И Голди?
— Да. И Голди. Хуже всех…
— Боже мой! О боже мой!
Они, точно два лунатика, побрели к капитанской каюте. Сверре провел их внутрь.
Да, ему снился сон, и этот кошмар никак не кончался. Каюта была обставлена как дамская гостиная. Два кресла, полированный стол, бронзовые канделябры, книги на полке. Кровать с покрывалом и пухлыми подушками. Крошечный портрет на стене. Феликс всмотрелся в него взглядом художника и сразу понял, что этот улыбчивый светловолосый моряк — покойный муж Мэри. А кто же еще?
