Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 149
– Что ты мне баранину даешь, жесткую, что не прожевать? На промысел сходить лениво? А добудь-ка мне в чащобе рысь. У нее мясо белое, я бы покушал в охотку.
Привередничалось отступнику легко и приятно, лишь об одном он не подумал, что сын памяти не лишен и знает, что рожден не для любви, а для ублажения запаршивевшего родителя. Повеление добыть рысь превысило меру терпения. Сын кивнул согласно и тонким колышком прибил папаньку к подстилке из утиного пуха. А потом пошел и добыл рысь, но есть не стал.
Многие поколения обитателей рощи умерших закапывали на холме неподалеку от бабушки-березы. Могил не обустраивали, бабушка и без того всех помнит, а самим это не нужно, незачем устраивать посмертную стайность. Но отступника сын хоронить не стал, а прямо на пуховой подстилке сволок в поганую яму. Пусть Мухляк в охотку покушает.
Сколько поколений назад случилась эта история, Дарид сказать не мог, но в память она врезалась прочно, наравне с правилами стройной жизни.
Навечно в памяти детей и правнуков оставались лишь события необычные, выпадающие из плавного течения жизни. В молодости Дарид был бы не против, чтобы в мире случилось нечто столь значимое, чтобы и внуки внуков помнили, но теперь больше хотелось спокойствия, ведь в ветвях лучшей из берез скоро должна была появиться колыбель. И как обычно бывает, события начались, когда они вовсе не нужны.
Незнакомцев Дарид учуял, едва они приблизились к границам рощи. Иначе и быть не могло, хозяин обязан знать, что творится в его владениях. Никакого знания, кто именно пришел в рощу, Дарид не получил, значит, это не обитатель мира, а скорей всего – звери, тем более что был он не один, а целая стая – шесть особей. Но, когда Дарид увидал незваных гостей, то понял, что это не звери. Они были схожи друг с другом, как схожи деревья одной рощи. И также точно они походили на Дарида. Две руки, две ноги, лица совершенно человеческие… у троих, правда, волосы кучерявились не только на макушке, но и на щеках. «Борода», – вспомнил Дарид слово, которое прежде произносить не доводилось. И главное, все шестеро были в одежде, а одежда – такой же признак людского рода, как и речь. Значит – люди. Не обитатели людского рода, а изначальные люди, те, что в сказках, из тридевятого царства.
– Здравствуй, добрый человек! – произнес один из пришлецов, самою речью подтвердив свою принадлежность к людскому роду.
– Здравствуйте и вы, – вежливо ответил Дарид. Он был в растерянности, не зная, что говорить, как поступать. Перед ним не животные, с которыми можно вытворять что заблагорассудится, но и правила стройной жизни тоже не про них. Явились вшестером, а это уже стая или, пуще того, шайка.
– Говорил я, есть тут народец! – воскликнул один, такой кудлатый, что и лица не вдруг разберешь. – А то что выходит: барашки по лугу бродят, а хозяина не видать?
– Бараны не мои, – строго сказал Дарид. – Бараны Курумовы.
– Курумовы так Курумовы, – согласился кудлатый. – А ты у него в работниках?
– Я у него в соседях.
– Тоже дело. Людям в одиночку жить не годится.
– Ничо, – произнес самый высокий из пришлецов, такой, что был почти вровень с Даридом. – Теперь тут много народу поселится. Погляньте, места кругом расчудесные, земля не паханая. Я, как на этот берег ступил, так разом к здешнему приволью сердцем прикипел. Лажу своих сюда перевести, землю занимать, пока свободная.
– Дорогу-то найдешь? – спросил старший из людей.
– Где единожды прошел, там второй раз что не пройти…
– Как вы вообще сюда попали? – задал вопрос Дарид. – Дорога в наши края заповедана. По реке граница проведена.
– Про реку ты верно сказал, – подал голос старший. – Наше село на берегу озера стоит, и никакой реки в округе нет. Рассказывают, будто прежде была, а потом пропала. Но и сейчас иной раз появится, поблазнит взгляд и исчезнет. И на другом берегу, на этом то бишь, никто не бывал, и что здесь за страна – неведомо. А сегодня с утра мы ватагой на двух лодках сижка добывать отправились. Отгребли недалеко и всё видели. На берегу бабы с девками кучились, белье колотили. Женский пол такой, сам небось знаешь, – по одной не могут, им все гурьбой надо делать, даже мужнины подштанники стирать. Шум, гам, все как обычно. И вдруг – визг, словно медведя встретили. Мы обернулись, а там из воды такая страхолюдина лезет, что и во сне не привидится. Оно Глашку Петрову с мостков сдернуло и наутек пошло. А мы вдогон. Вшестером нам бояться нечего, опять же, багры с собой и топоры, колья рубить. Лодки у нас четырехвесельные, ходкие. За островок заплыли, там островок есть камышовый, а за ним река открылась. Прежде мы там плавали, никакой реки не видали, о ней только старики баяли, а тут – раз! – и вот она. Теперь-то знаем, как заворачивать надыть, дорога проторена. Чудище поняло, что ему от нас не уйти, и в глыбь нырнуло. Глашку тож утопило.
– Небось водяной был, – сказал кудлатый.
– Нет, – поправил Дарид. – Водяные только в сказках. А это, должно быть, Сомпан. Есть в реке такой… – помолчал и добавил – Лучше бы его не было.
– На сома, какой он пан ни есть, управу найдем, – пообещал высокий рыбак. – Кованый крюк, бечева просмоленная и жареная курица, лежалая, чтобы протухла малость. Мимо такой приманки ни один сом пройти не может. Как он крюк заглотит, надо его выводить аккуратненько на мелкое место и там уже брать. А который сом людоед, дите или девку в пучину утопил, то его на мелководье бьют дубинами до самой смерти. Есть его нельзя, его убивают и закапывают в стервозную яму.
– Правильно, – согласился Дарид.
– А ты, добрый человек, – спросил старший, – отшельничаешь или село поблизости есть?
– Села нету, но я не отшельник, у меня семья. Скоро сын должен родиться.
– Это точно! – подхватил рыбак, отличный от других рыжей шевелюрой и бородой. – Такой парень, сразу видно – девичья погибель, – зря пропадать не будет. Если уж отшельничать, так вдвоем с милашкой. Кралю-то свою где прячешь? Ты не бойся, мы не насильники, а насельники, сами люди семейные. Как мы твой бережок увидали, сразу поняли: надо сюда перебираться. У нас теснота, земли не хватает, угодьями скудаемся, а тут приволье. У твоего соседа бараны по некошеному лугу гуляют. Хорошо еще, что барашки траву выщипывают, а то и вовсе лужок забурьянел бы. А роща какова, ты погляди, ей краю не видать. И ни у одного дерева береста не снята. Погоди, года не пройдет, все переменится. Мой дед – мастер по бересте работать: туеса, короба, набирки и всякую мелочь: солоницы, шкатулки… Опять же, лапти берестяные. То-то деду раздолье будет – бересту драть! А дров сколько, березовых, самолучших. Вон на холме какая громада стоит, за три версты видать, представляешь, сколько с нее дров выйдет?
– Громаду не тронь, – раздумчиво сказал старший. – Когда лес рубишь, самое большое дерево оставляй, ежели не трухлявое. А вот корявины толстые промеж березок – их на дрова.
Дарид судорожно сглотнул, отчаянно пытаясь понять, что происходит. Не укладывалось в голове, что можно буднично, между делом обсуждать, как станут вырубать на дрова матерей.
Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 149
