Дождь бил по лобовому стеклу, и Кристина включила дворники, чтобы видеть дорогу. Желудок ее наконец успокоился, тошнота прошла – и сейчас она великолепно себя чувствовала и наслаждалась дорогой со скоростью девяносто пять километров в час, причем совершенно без пробок. Маркус не звонил и не присылал сообщений, и ей тоже не хотелось связываться с ним. Но кое-кому все же позвонить стоило.
Телефон она поставила на подставку на приборной панели. Нажав кнопку вызова, она немножко подождала, а потом набрала телефон мамы. Всего один гудок – и мама взяла трубку.
– Привет, Кристина, как твои дела сегодня?
– Отлично. Просто хочу узнать, как вы, ребята, поживаете.
– Папа как раз завтракает. Мы решили отказаться от кетчупа, он не слишком удачная компания для нас.
– Но ты-то как? – спросила Кристина настойчиво. Ее мать стала такой отличной сиделкой для отца, что частенько совсем забывала о себе и своих нуждах.
– Я хорошо, очень хорошо.
– Ты хорошо спала? – Кристина знала, что у матери часто бывают проблемы со сном.
– Великолепно. Мы включили сегодня кондиционер. А ты что делаешь? Ты как будто едешь на машине?
– Я развлекаюсь, – Кристина почувствовала укол совести, ей не хотелось обманывать маму – но это была ложь во спасение, иначе мама бы сильно разволновалась. – Я возвращаюсь в семейный домик Лорен на несколько дней. Она сама не смогла поехать, а я останусь там и буду приходить в себя после школы.
– Замечательная идея! Тебе это будет очень полезно! Ты так много работала, тебе необходим отдых. А Маркус к тебе присоединится?
– Нет, ему нужно работать, и Лорен тоже не может оставить детей.
– Так ты будешь там одна?
– Да, но это будет чудесно. Я купила целую гору книг, буду читать на пляже до обморока.
– О, это звучит весьма привлекательно. – Кристина услышала в голосе мамы нотки зависти.
– Как бы мне хотелось, чтобы ты поехала со мной, мам.
Кристина вдруг вспомнила, что ее родители никуда не ездили с того момента, как заболел отец – а значит, вот уже пять лет. Смена обстановки и привычного образа жизни беспокоили отца, поэтому они все время сидели дома.
– В другой раз.
– Да, в другой раз.
Кристина сказала это, хотя знала, что никакого другого раза не будет. И мама тоже это знала. Но они все равно произносили привычные слова, чтобы не нарушить обычный, приятный и ни к чему не обязывающий разговор матери с дочерью.
– Что ж, я, пожалуй, пойду, надо помочь папе с завтраком.
– А можно я с ним поздороваюсь?
– Не сейчас, ладно, милая? Я хочу, чтобы он доел.
– Конечно. Скажи ему, что я звонила и что я его люблю.
– Обязательно. Люблю тебя. Останови машину, если почувствуешь усталость. И не купайся на сытый желудок!
Кристина улыбнулась:
– Есть, мамочка.
– Тебе бы все шутки шутить. – Мама хмыкнула и отключилась.
А Кристина набрала номер Лорен, которая ответила после третьего гудка.
– Кристина! Прости, что так долго не брала – мы тут пытаемся уместить в багажник машины три велосипеда, а они все время путаются друг с другом, то один зацепится педалью за руль другого, то второй! – Лорен совсем запыхалась. – Я сколько раз говорила Джошу, что нам нужен велосипедный багажник, но разве меня в этой семье кто-нибудь слушает?! Нет, не слушает никто!
– Одним словом, обычное утро.
– Да, типичное. А ты что поделываешь?
– Я расскажу тебе, если ты пообещаешь не беспокоиться, потому что я в пути.
– Куда?!
– Что ты хочешь услышать сначала? О том, что мой свекр скоро снова станет отцом, о том, что алкоголичка с татуировками из Вест-Честера умерла, или о том, что я возвращаюсь в Пенсильванию?
– Что?! – Лорен была ошарашена, и следующие тридцать миль Кристина рассказывала ей обо всем, что произошло. Лорен реагировала именно так, как и предполагала Кристина: главным образом это были фразы «а ты уверена?», «тебе нужно быть осторожнее!», «не уверена, что тебе стоит это делать» и «с бедой нужно переспать ночь». Но выслушав все и узнав план Кристины, убедившись, что этот план безопасен, по крайней мере на данный момент, лучшая подруга слегка успокоилась. Эти две женщины потому и были лучшими подругами, что доверяли друг другу и верили друг в друга.
Лорен сказала:
– Ты должна пообещать мне, что будешь осторожна.
– Я осторожна. И буду осторожна. Но ты не думаешь, что это подозрительно – то, что Кент умерла?
– Не думаю и не понимаю, почему ты так думаешь – ведь полиция-то ничего не заподозрила.
– Потому что у них нет причин что-либо подозревать. Они же не знают, что она что-то видела, они ей так и не перезвонили.
– Логично.
– Давай предположим, что Кент все-таки убили потому, что она видела убийцу Гейл Робинбрайт на лестнице – или потому, что убийца думал, что она его видела. Это значит, что Закари – не серийный убийца!
– У меня мурашки по коже от всех этих разговор об убийствах и серийных убийцах.
– Но такое случается.
– Не в нашем мире! Наш мир – это дети, велосипеды, восковые мелки и контрольные тесты.
Кристина улыбнулась. Так было раньше, но теперь она уже не была уверена, что ее мир таков. Она больше не была учительницей, ее идеальный прежде брак трещал по всем швам. Она знала, что хочет быть матерью – матерью ребенка, которого носила сейчас под сердцем. А это неизбежно возвращало ее в тот мир, где был Закари Джефкот.
– Я беспокоюсь о вас с Маркусом.
– Я тоже. – Кристина вела машину, дождь стучал по стеклу все сильнее. – Я понимаю, что это прозвучит странно, но на самом деле это одна из причин, по которой я уехала. Если честно – я была бы очень рада, если бы могла притвориться, что Закари не существует, но не могу, он есть – и я не смогу быть счастлива, если не попытаюсь помочь ему, так или иначе.
– А если ты не сможешь ему помочь?
– Я по крайней мере должна попытаться. А если нет – это сожрет меня изнутри. Ты же меня знаешь. Знаешь, какая я.
– Знаю. Любопытная.
Кристина улыбнулась.
– А что насчет Гэри? Ты не навредишь этим вашему процессу?
– Нет, не думаю. Я просто действую напрямую.
Лорен вздохнула.
– И как долго ты собираешься там пробыть?
– Не знаю, пару дней. Посмотрю по обстоятельствам. Если мама будет звонить тебе – прикрой меня, подтверди мою легенду про домик в Джерси.
– Хм… домик, в котором мало кто бывает, в этом году пользуется незаслуженной популярностью, – Лорен хихикнула, – а Маркус что знает?
