— Поменьше философии, Джимми…
— …и побольше наличных, как вы справедливо говорите, господин Пиватски, сэр! Я приступаю немедленно…
Отступление справедливо считается наитруднейшей по исполнению операцией в битвах, и в финансовых, конечно, тоже. Но что такое в действительности потери от сброса шестидесяти тысяч акций компаний «Голь и K°» и «Ли Хэ Пин»? Стоимость изготовления акций, включая бумагу, плюс накладные расходы по поддержанию видимости бурной деятельности на восемнадцатом этаже покидаемого помещения, кое-какие налоги и доплаты за сверхурочную работу Нго. Мелочь по сравнению с отхваченными сокровищами.
Теперь в ресторане сингапурского аэропорта Чанги перед Джеффри сидел тот самый человек, у которого в конечном счете и отхватили сокровища. В цепи биржевых сделок всегда есть последний, который последним и платит. Им стал Нуган Ханг, отныне и вовеки растратчик средств Сети. Ханг, оказавшийся в этом положении по подсказке Бруно Лябасти, в предприятии которого «Деловые советы и защита» работает большинство специалистов Сети, то есть тех, для кого «Нуган Ханг бэнкинг груп» — это корпоративный денежный сундук, место, где хранится священный общак.
Полчаса Джеффри в деталях растолковывал Нугану, как проводилась операция, превратившая всемогущего владыку Сети в ничто.
Для себя же Пиватски не находил ответа на один вопрос. Примерно такой же, какой задавал себе и в Белграде. Почему Бруно Лябасти поступил столь нелепо и на этот раз, прямым советом подтолкнув «Нуган Ханг бэнкинг груп» к краху, то есть приведя к финансовой гибели ту самую Сеть, в преуспевании которой он заинтересован самым непосредственным образом? Почему?
Джеффри попросил официанта принести к столику телефонный аппарат, набрал номер старшего брокера Клео Сурапато и спросил:
— Джимми, здесь Пиватски… Старина, мне нужны десять тысяч штук «Ли Хэ Пин»… Да, да, это я говорю… Какие сомнения…
Он протянул трубку через стол Нугану, чтобы тот выслушал ответ. На побелевшем лице лиловый жировик сделался ещё заметнее.
— Спасибо, Джимми, — сказал Джеффри в трубку, вытянул её из пальцев Нугана и положил на аппарат.
— Спасибо, сэр, — сказал официант, унося телефон с подсунутой под него десяткой.
— Теперь ты поверил мне? — спросил Джеффри. — Вот что с тобой случилось, Нуган, на самом деле…
— На самом деле случилось совсем, совсем другое…
— Что же именно? — поинтересовался Джеффри, почувствовав вдруг усталость и скуку от никчемного теперь разговора.
— А вот что… Совсем не то, что ты пытаешься мне втолковать, Джефф. «Нуган Ханг бэнкинг груп» — не банкрот. И Сеть не потерпела финансовый крах. Их просто захватил новый хозяин. Бруно Лябасти… Он использовал Клео и его биржевых брокеров, а затем свою близость ко мне, чтобы в нужный момент подать дружеский и исполненный вполне конкретного интереса совет… Он захватил капиталы «Нуган Ханг бэнкинг груп», но само предприятие не утопил, потому что как раз сейчас и забирается на его капитанский мостик…
Разваливающийся физически, стареющий на глазах от пережитого потрясения разведчик все ещё не утратил способности смотреть на вещи профессионально, в корень, шире, чем Джеффри. На минуту Пиватски ощутил горечь за Нугана: столько вложено сил и личных средств, столько было проб и отступлений, новых проб и отступлений, затем побед, чтобы Сеть стала Сетью и «Нуган Ханг бэнкинг груп» пришла к процветанию, а в результате… Ясно, что Бруно Лябасти теперь потребует общего собрания акционеров «Нуган Ханг бэнкинг груп», объявит о крахе и потере общака, обвинит Нугана в превышении власти и злоупотреблении секретностью, а потом сообщит потрясенным компаньонам о спасении им совместной наличности, за что и будет выбран президентом «Нуган Ханг бэнкинг груп». Сеть тоже станет его. И окончательно перестанет быть тем, для чего создавалась, прекратит свою деятельность как подвижническая частная организация борьбы с преступностью и выродится в финансовую банду по страхованию грязного бизнеса в этом перегретом и запуганном захолустье мира, символе экономического эрзац-чуда…
— Мы деградировали, Джеффри, мы стали чем-то вроде пиратов Южных морей, вот что я тебе заявляю, — сказал Нуган. — Потому что мы ушли с правительственной службы… Расплата именно за это. Отныне главари назначают себя сами, сокрушая стареющего вожака в поединке… о, нет, не на палашах… на бумажках! Только и всего!
— Мне нужно идти, — сказал Джеффри.
За промытым до прозрачной недействительности окном аэродромного ресторана загорелись оранжевые фонари на стальных мачтах. Электронные датчики врубили освещение, уловив не доступное ещё глазу наступление сумерек. Как и всегда на исходе дня, накатила неясная грусть, которая вытеснила все тревоги, вызванные сначала разговором с Клео, а потом встречей с Нуганом. Да и какие тревоги? Что ему, Джеффри, до этих забот Бруно и Клео?
— Посиди ещё немного, — попросил Нуган. В его тоне не чувствовалось самоунижения. Он подозвал официанта и попросил принести бутылку «Олд Парр».
Приземистый индус неторопливо налил виски в стакан Ханга.
Нуган сделал ему знак не отходить. Одним глотком выпил и попросил налить снова.
— Наложение дисциплинарного взыскания на виновного, находящегося в нетрезвом состоянии, как и получение от него объяснений, откладывается до отрезвления, — сказал Нуган. Рука индуса дрогнула, и он невольно перелил.
— После чего принимается решение об ответственности, — докончил Джеффри параграф из военного устава. — Мне, наверное, действительно пора…
Ничего не скажешь, Нуган Ханг умел встречать гибель.
— А дальше что там говорится?
Он сделал знак официанту налить снова.
— Не помню, — сказал Джеффри.
— Дальше говорится об изъятии оружия, боеприпасов, документов, вещей и ценностей, составляется протокол, который подписывается помощником военного коменданта и лицами, доставившими на пост военной полиции нетрезвого военнослужащего. При этом последний подписывает протокол после отрезвления…
Нуган защемил пальцами жировик на скуле, словно пробуя, насколько тот увеличился.
Свой стакан Джеффри не трогал, он не хотел приезжать к Ольге с запахом виски. Мысли крутились о возможных последствиях смерти Иенсена — не Бруно ли его и убил? — и вполне вероятном уходе Ханга из жизни тоже. Обе кончины будут расценены как самоубийство, ибо такой исход устроит всех. Роберт Иенсен канет в небытие, как канули в Лету две войны в Индокитае французская и американская, а вместе с ними и их «герои», включая Ханга. Шторм пронесся давным-давно. Осталась пена, грязная и густая. И отравленная… Убийство Иенсена или его подстроенная гибель, переход «Нуган Ханг бэнкинг груп» под контроль Лябасти и его полная смычка с Клео Сурапато означают окончательное прощание Сети со старыми политическими связями, идеями и уж вне сомнения — с серьезными деловыми и политическими кругами. Будут крепнуть отношения с подпольем. А по этой части у Бруно и Клео опыт есть. Первые свои деньги Лябасти сделал на спекуляции индокитайскими пиастрами и французскими франками в канун ухода его соотечественников из Вьетнама, Камбоджи и Лаоса. Так что, спустя сорок с лишним лет удача повторилась на том же месте и почти на том же навозе, только теперь американском?
