Но бог, которому я подарила себя, не посвятил себя мне в ответ. Так что же за бог подарил тебя мне… и вскоре заставит нас разлучиться?
— Тот, чье имя Любовь.
Соломон, мой поэт.
Некоторое время спустя я перестала призывать его в свои покои, где постоянно жили мои девушки и две служанки. Мои вещи перенесли к нему.
В то утро мы долго нежились в постели. Он поцеловал мой пупок, а я сравнила его с гладким алебастром статуи плодородия. Он рассмеялся и притворился, что стыдливо натягивает одежды.
А затем мы отправились несколько долгих часов быть с ним царем и царицей. При этом мысленно слагая друг другу стихи.
Мы не говорили о приближающейся зиме, даже когда наши дни полетели галопом, а лето готовилось уступить место осени.
Глава двадцать седьмая
Кхалкхариб и Ниман нанесли мне визит во время праздника труб, ради которого в город стекались бесчисленные пилигримы. Царь отправился в храм, я не видела его до самой праздничной ночи.
Больше месяца каждое утро звучали шоффары из бараньих рогов, не раз вырывая меня из сна в объятиях Соломона. Он сам при этом продолжал мирно спать даже под самые громкие их сигналы, а от каждой печи города до нас долетал аромат пекущегося хлеба.
Я приняла советников в своих покоях, за столом с медом и айвой, доставленными с царских кухонь. Я впервые за много дней вошла в свои комнаты и впервые за долгий срок собралась со своим советом.
— Царица, мы обеспокоены, — сказал Ниман.
— Отчего же? — весело спросила я. Я ждала от них осуждения и заранее мысленно собралась. Я много недель посещала царский зал и личные покои. Царь, очевидно, согласился на наш договор. Получив корабли, мы лишились причин оставаться. Соплеменники в лагере были давно неспокойны, и все же я приказала им оставаться здесь.
— Появились… неприятные слухи о тебе и царе — постоянно и лихорадочно обсуждаемые пилигримами, которых с каждым днем становится все больше.
— Слухи есть всегда. Слухи ходили обо мне и в Сабе.
Ниман покачал головой.
— Моя царица, это место не похоже на Сабу. И обычаи столь же различны.
— Я знаю, — резко отрубила я. — Вы явились только за этим?
Я посмотрела на Кхалкхариба, который мрачно косился на пустое место, где раньше стоял мой трон.
— У царя много жен, а у жен еще больше служанок. Тех, что без умолку говорят и разносят ревнивые сплетни своих хозяек. Есть много жрецов и членов совета, которые недовольны присутствием чужестранной царицы, обладающей влиянием на царя, с которым никому не сравниться. Эта страна не приемлет чужого авторитета, в особенности женского. Ты стала излюбленной целью для разговоров с угрозами. Хоть они кивают и улыбаются тебе в зале совета, во дворце у тебя нет ни единого друга, кроме царя.
— Откуда ты знаешь? Ты не вхож в личный совет царя.
— Мы выходили в город, скрыв лица, и слышали все собственными ушами, — ответил наконец Кхалкхариб. — Люди на рынках проклинают сабейскую блудницу, и на улицах твоих стражей зовут «людьми шлюхи».
Мое лицо запылало от жара, хотя по спине пробежали холодные иглы.
— Они бросают мне вызов!
Я вскочила на ноги и зашагала по комнате, приглаживая волосы.
— Трусы всегда поливают грязью любую сильную женщину. Или вы думаете, что это первый раз чужие рты говорят обо мне подобное? Или вы думаете, что мне это не безразлично? Они недовольны свадьбами царя, хоть процветают по их причине. Эти люди привыкли к скандалам, ищут их и пытаются очернить, отыскать другую мораль даже в том союзе любимого их царя, что одобрен их собственным богом! — Я злилась. — Царя, одаренного мудростью самого Яхве!
— Эти люди боятся, что тот же бог будет мстить им, разгневанный действиями царя, — настаивал Ниман.
— Моя царица, я неуверен, что народ любит царя настолько, насколько ты слышишь об этом от прихлебателей во дворце, — добавил Кхалкхариб.
— Они не смеют ему противоречить.
— Не публично. Но после Иеровоама они становятся все смелей.
— Моя царица, его благоволение к тебе очевидно, — заговорил Ниман. — И Сабе пойдет на пользу подобная милость. Он явно тобой очарован. Но как же иначе — сабейский народ богаче любого другого народа мира.
Я рассмеялась.
— Несколько недель назад вы оба не могли наговориться об этом царе. Я видела, какими жадными глазами вы пожирали подаренных им лошадей, а ты, Ниман, — золото его колесниц. Не ты ли тот родич, что умолял меня стать женой этого самого царя и видел в нем все блага для своего будущего?
— Моя царица, если ты хочешь его в мужья, выходи за него, — сказал Кхалкхариб. — Но ты должна унять этот скандал. Не только ради Сабы, но ради безопасности людей из нашего лагеря.
Я резко повернулась к нему.
— Что ты имеешь в виду?
— Уже несколько недель под покровом темноты в наш лагерь летят камни и нечистоты. Прошлой ночью группа северян попыталась вовлечь наших стражей в потасовку. Они ранили троих людей Тамрина.
— Что?
— Если же ты не хочешь стать его женой, нам нужно скорее уехать. Ты ведь уже получила, хотя бы как обещание, все, за чем мы сюда направлялись?
Я избегала мыслей о приближающихся дождях, о том, что дни становятся короче, и говорила себе, что это означает лишь то, что ночь придет быстрее и я смогу провести с царем больше часов. Но это, конечно же, была ложь.
— Мы не уедем до зимы. Есть дело, которое нужно закончить, — сказала я, покусывая ноготь.
— Прошел и слух, что ты почти переехала жить в его покои, — сказал Кхалкхариб. — И все двор знает, что ты сидишь рядом с ним в его зале — не как правительница, приехавшая с визитом, но как его царица!
Мне хотелось закричать: «Я и есть его царица!»
Я была его царицей больше, чем любая из выгодных жен! Без свадьбы, без приданого, без объединения народов. Больше, чем любая, родившая ему сына. Пусть даже и по той причине, что я действительно не стала одной из них.
Что бы они сказали, узнав о наших ночных разговорах, о планах вместе менять этот мир? О том, что мы собираемся договориться с Хидушем и Вавилонией, но главную ставку сделаем на дорогу, что вьется в дальние земли шелков? Как свяжем Эдом, заключив договор между нами, чтобы мои караваны и его корабли останавливались в заливе…
— А где были вы, пока я сидела в царском зале, проводя переговоры и верша суды? Что вам до того, что происходит в этих коридорах? Я не рассчитывала на вас. Я сказала, что мы поедем за портами и кораблями. И достигла гораздо большего. А вы смеете меня осуждать?
— Это не все, — продолжил Ниман. — Есть также слух, что вы вместе осуждали Египет за то, что он дает убежище царским врагам.
