Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
– Ну, как сказать – знал… Слышал и читал даже об одной истории, что в местах этих случилась, во время Великой Отечественной. Партизаны на карателей нарвались – то ли в засаду угодили, то ли в облаву. В общем, прижали их крепко, так, что не вырваться. Они – отступать, а там тоже фашисты. Окружают. Среди наших был человек один, не просто верующий, а священник, который после революции прихода лишился, но от веры не отступил. Он все это время молился о спасении – не для себя одного, конечно, для всех. Вот и набрели они на избушку. Думали бой там последний принять, а потом смотрят – фрицы бродят по лесу, а их и не видят. Каратели собак приволокли – те след не берут. Побродили, лес очередями пополосовали, да так и убрались несолоно хлебавши. А партизаны, сутки отсидевшись, к своим вышли без потерь. И до Победы дожили как один. Кстати, все, кто здесь был, уверовали. Двое после войны священниками стали, сан приняли. Именно они впоследствии и пытались сюда вернуться – да не вышло. Вроде и лес как свои пять пальцев знали, местные все-таки, а – никак. Вот и понимай, что это за место такое. И не одни они, кстати, тут раньше спасались, я так думаю…
– Оттуда и кресты у стены?
– Ну да. Всяк, кому это место укрытие дарует, так делает. Священник, ну, из партизан который, тоже о таком вспоминал – что старые кресты у избушки видел.
– Чудны дела твои, Господи! Эх, знать бы еще – кто тут жил, кто в могиле этой…
– Да, знаете, тоже есть версия. Это я так сейчас понимаю. Был во время оно в столице империи Российской один блестящий, как тогда говаривали, офицер. Как бы не из гвардейских, да не суть важно. Вояка был лихой – пулям не кланялся, в Японскую войну геройствовал так, что самим государем императором был отмечен. Грудь в крестах, а голова, как говорится… Забубенная у него головушка была. Кутежи, романы, попойки офицерские…
– Ну, это уж как положено!
– Ага, положено, положено. Только до предела определенного. А он тот предел перешел. Что там уж вышло, никто теперь не упомнит, только закончились его гулянки дуэлью – и как бы не с лучшим другом. Он-то в поединке победил, а друга – на погост свезли. Вот тут и надломилось в нем что-то. То ли прозрение пришло, то ли разум проснулся. А, скорее всего, дал Господь последний шанс покаяться да в разум прийти. И вроде бы откровение ему было. О том, что впереди грядет – война великая, смута братоубийственная, кровь и огонь по всей русской земле. А еще – о том, что если дальше службу продолжит, то в дни страшной смуты, что настанут, с родным братом в бою встретится и руку на него поднимет. И жизни лишит… Вот тогда и проняло его окончательно. Ушел в отставку, все что имел, раздал на церкви и монастыри – и сгинул. Доподлинно известно, что ни в одной обители постриг он не принимал. Никто так и не узнал, куда он делся – думали, что исчез без следа. А я вот теперь думаю, что здесь он свои грехи отмолил, здесь и вечный покой обрел. И как дар Божий дана ему и месту этому сила спасать и укрывать от врагов воинов православных.
– Ну а как звали то его?!
– Да вот представь себе – не сохранилось имени. Ни в книгах, ни в рассказах. Наверняка неспроста это. Мыслю, сам он так хотел, так и Господь управил. Так что поблагодарим Господа, поклонимся могиле верного воина его в последний раз – и в путь отправимся.
…На крыльцо монастырского храма Алексей не вышел даже, а вылетел пулей. Уж насколько он считал свои нервы если не стальными, то, во всяком случае, не из кисеи сделанными, а вот поди ж ты… Проняло, да так проняло, что руки ходуном ходили. Впервые за все время, проведенное в Братстве, нестерпимо захотелось вдруг затянуться сигаретой. Много, ох и много чего довелось повидать Леша за этот неполный год. В том числе и такого, о чем он еще не так давно и понятия не имел. И все больше – не белого и пушистого, а жуткого, злобного, с когтями, клыками и рогами. И все-таки…
Зрелище церковной отчитки – не для людей со слабыми нервами. Особенно – если отчитывают того, кто тебе небезразличен, тем более – дорог. Будучи впервые в жизни допущен на этот обряд, пусть и в качестве зрителя, он выдержал недолго. Но и этого хватило – даже сейчас, стоя на высоком, обдуваемом промозглым ветром крыльце, Алексей чувствовал, как горит его лицо. В ушах бился страдальческий крик Маши, а перед глазами стояло ее корчащееся в муках тело. Допустить к себе нечистого, оскверниться – легко. А вот избавляться от этого – сложно. И мучительно.
Сзади прозвучали легкие шаги, и на плечо Алексея легла рука. Отец Михаил, постояв пару минут молча, задал вопрос:
– Больно, Алеша?
– Больной, святой отец…
– Знаю, Алеша. Тут ведь какая штука… Любить – оно всегда больно. Потому что только тогда ты чью-то боль не просто как свою ощущаешь, а во сто крат сильнее. Вот почувствовал это – считай, полюбил в первый раз по-настоящему. Странно – я вот и сыну своему недавно то же самое говорил…
– Сыну?!
– Ну да. А ты никак думал, что святые отцы почкованием размножаются? Так я ведь священником далеко не в юные года стал – сам ведь знаешь. И в миру пожил и послужил. И семья была, и любовь… была. Хотя – что значит – «была»? Если она истинная, то навсегда. Даже если нет рядом того человека, а есть лишь образ, в твоей душе запечатленный. Ты и это запомни тоже…
– Сдается мне, батюшка, что неспроста вы мне эту премудрость втолковываете. Готовите!? – Лешино сердце, оборвавшись, ухнуло куда-то вниз, как санки с ледяной горки. – С Машей что – совсем плохо?!
– Да не плохо, успокойся ты! Это если, конечно, о телесном, конечно, здоровье ее говорить. А вот с другим… Да, тут нехорошо. Грех колдовства – страшный и тяжкий. Вот так вот просто его с души не снять. Да и общение с сущностями… сам знаешь, какими, тоже даром не прошло – вон, что на отчитке творилось – видел.
– И что теперь?
– Теперь… Силой держать ее никто бы не стал. Захотела бы – хоть домой вернулась, хоть куда еще. Только Маша сама на покаяние просится.
– Куда?
– В монастырь, куда ж еще… Да ты не сходи с ума-то раньше времени. Покаяние – не постриг. Как еще сложится – одному Богу ведомо.
Неизвестно почему, но что-то подсказывало Алексею, что все уже решено. И дороги его с этой девушкой расходятся на этом месте – раз и навсегда. И так больно, так нестерпимо было осознавать это, что он попросту постарался перевести разговор на другое:
– Я ведь, отец Михаил, по правде говоря, выволочки от вас ожидал!
– Выволочки?! Вот скажешь тоже… Да и за что бы?
– Ну как… Все дело я чуть не завалил. Попался, как… Сам влип, и вас за собой потащил. Вспоминать стыдно…
– Да нет, Алеша. Неправильно ты все понимаешь! Ты как раз сильнее оказался, чем от тебя враги ожидали. Чище и в вере крепче. Потому и план их подлый не сработал. Во всяком случае, так, как им бы хотелось.
– Перехваливаете вы меня, святой отец. Да и не в каких-то моих качествах тут дело, в другом, скорее…
– Ну, скромность тебе тоже в плюс. А что касается «другого», так в этом-то вся и сила! В любви твоя сила! Ведь Господь и есть любовь! И она, если истинная и чистая – от него. И если ты похоть, вожделение, которые разум твой помутить были должны по колдовскому замыслу и в руки ведьмы отдать, превозмог – пусть даже не через молитву, а через истинную любовь, то это все равно победа Господа над дьявольскими кознями! Так он управил, такое спасение тебе послал. И испытания дал, которые ты с честью выдержал. В общем, не за что мне тебя ругать и укорять. Тем более что против ведьмы такой силы, как Лили, мало кому вообще устоять бы удалось. По ее поводу терзают меня догадки смутные, очень нехорошие. Сесть бы, с книгами, по уму, да разобраться поглубже. Жаль, нет времени на это сейчас. Но надо бы, надо бы…
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
