Книга Страж морского принца - Дана Арнаутова

Словно само море не хотело отпускать Джиад. Упрямо выгребая против тяжелой тугой воды, что раз за разом отшвыривала обратно, она думала, как нелепо будет утонуть почти рядом с берегом, когда свобода – вот она! Еще несколько гребков! Иреназе, конечно, и не подумал, что для человека прибой вовсе не то, что для морского народа, а Джиад изрезала в кровь руки и колени, пока последняя волна, то ли смиловавшись, то ли наигравшись, подхватила ее, задыхающуюся, как щепочку, проволокла по острым прибрежным камням и швырнула почти на берег, вдруг оказавшийся на самом деле рядом.

Сзади недовольно урчал прибой, подобно зверю, упустившему жертву, а Джиад, кашляя и плюясь горькой водой, вытянула истомленное тело на полосу песка, усыпанного обломками топляка и сухих водорослей, на четвереньках отползла подальше. Перевернулась на спину и несколько минут лежала, разметав руки и ноги, дыша резким запахом моря, что не желало отпускать ее даже здесь, догоняя солью и особым водорослевым духом в ветре, шумом волн, белыми полосами на высыхающей коже и песком в волосах.

Отлежавшись, она приподнялась, оглядела себя. Кое-как завязала на груди изодранную прибоем в лохмотья рубашку. Штаны, пояс, на поясе нож – подарок близнецов. Сапоги в море были ненужным грузом, Джиад их и не носила, разумеется. А сейчас пригодились бы. Зато на поясе золотые бляшки, от которых в любом городе будет больше хлопот, чем пользы. Очень уж легко любому ювелиру обвинить в воровстве странную бродяжку, за которую некому заступиться.

Джиад повела плечами, не без труда поднялась и огляделась вокруг. Выбросило ее на пустынный берег, но лигах в двух виднелась рощица, за которой могла оказаться дорога или деревня. Или Адорвейн – столица Аусдранга. Вот от последней мысли даже передернуло. Если король иреназе сказал правду и Торвальд продал ее хвостатым… Но он много чего говорил – и что из этого оказалось правдой?

Снова сев, она аккуратно срезала с пояса фигурные бляшки, подпорола изнутри широкий поясной шов на штанах из плотной ткани и спрятала в нем золото. Зашить шов было нечем, но до города сойдет и так. Еще немного подумав, Джиад решила, что в город ей прямо сейчас нельзя. Сейчас она больше всего похожа на жертву кораблекрушения, этого и надо держаться, когда встретит людей.

Поднявшись, Джиад пошла к рощице, борясь со странным желанием оглянуться. Рыжий, конечно, давно уплыл. Ну и глубинные боги с ним! Вот же мразь хвостатая… Обида не столько жгла, сколько тупо и болезненно ныла где-то в глубине души, но Джиад запретила себе переживать об этом. Из дерьма клинок не выкуешь, вот и Алестар тир-на-Акаланте, надежда местных иреназе, просто неблагодарная тварь, о которой и думать не стоит. Расплатился за спасение, швырнул свободу, как подачку… Ладно, хватит!

Когда море скрылось за пригорком и даже шум волн утих, стало легче. Джиад пересекла рощицу, дыша запахом зелени и мелких белых цветов, звездочками сияющих в траве под деревьями, вышла на опушку, где между высоких тонких стволов голубело в кружевной прорези листвы небо. И там действительно была деревня, куда она добрела, вдруг невероятно устав, едва плетясь по вытоптанной тропе босыми ногами, оставляющими кровавый след на траве. Добрела и опустилась на колоду для рубки дров у крайнего двора, пока вокруг заливалась, прыгая, мелкая рыжая собачонка, клекотали гуси и дебелая тетка встревоженно выглядывала из оконца приземистого домика.

Здесь, в прибрежной рыбацкой деревеньке, в ее историю о кораблекрушении поверили сразу. Все было ей на руку: и необычная для этих мест смуглая кожа, и незнакомый покрой штанов, и кожа на руках и ногах, побелевшая и сморщившаяся от морской воды. Странно, в глубине будто что-то ограждало ее от таких мелких неприятностей, а стоило проплыть десяток люардов до берега – и вот, на тебе. Та самая тетка, одинокая вдова, жалостливо качала головой, глядя, как жадно пришелица пьет пресную воду и, застенчиво и благодарно улыбаясь, бережно подносит ко рту теплую лепешку, только что из печи. Суровые бородатые мужики кивали, слушая рассказ о внезапно налетевшем шквале, то ли разбившем купеческое суденышко из Арубы, то ли утащившем его дальше, пока Джиад, смытая волной за борт, цеплялась за обломок того самого борта.

– Известное дело, – хмыкнул один из них, постарше, – разве ж на юге умеют строить так, чтоб тут, у нас, плавать можно было? Здесь море хоть и теплое, а суровое. Ты, девка, богов благодари, что выплыла. Попалась бы кому из хвостатых – и все… Они хоть и притихли сейчас, а людей все одно не любят.

Джиад снова вполне натурально передернуло, она коротко кивнула, пряча лицо в большой глиняной кружке и думая, что никогда теперь не напьется вволю этой безумно вкусной воды.

– Хватит человека-то мучить, – с укором сказала вдова, кидая на широкую лавку одеяло из грубой шерстяной ткани. – На ней и так лица нет… Ложись, девочка, отдыхай. Утром подумаем, как тебе быть. Небось дома родители глаза повыплакали, как узнали. Домой тебе надо, вот что. Ну да ничего, у нас теперь порт открыт, найдешь корабль да уплывешь в свою Арубу. Либо весточку пошлешь хоть…

– Порт? – переспросила Джиад, еле добираясь до вожделенной лавки и с наслаждением закутываясь в теплую, слегка колючую ткань.

– Еще какой, – подтвердила вдова, властно выпроваживая любопытствующих. – Его величество Торвальд уж как-то с морскими договорился, не топят они теперь наши корабли и даже носа к берегам уже давненько не суют. И нам полегче жить стало, как рыбу от берегов не угоняют. Дай боги здоровья молодому королю, разумнику и благодетелю…

Дальше Джиад не слушала, позволив себе провалиться в сон.

В деревне она пробыла два дня, отъедаясь и, главное, отпиваясь пресной водой. Местные ребятишки, сначала гурьбой ходившие по пятам, вскоре отстали, убедившись, что заморская гостья ничем не отличается от деревенских девушек. А Джиад, поговорив с вдовой Маргретой, вечером второго дня отправилась к местному старейшине и выложила перед ним на стол три золотые бляшки – нечаянный подарок иреназе. Старейшина взвесил на руке золото, попробовал на зуб, выслушал и коротко кивнул.

На следующее утро Джиад покинула деревню, разжившись рубашкой сурового полотна, почти новой кожаной курткой и хорошо растоптанными сапогами младшего сына старосты – единственного парня, чья обувка пришлась ей впору. В карманах куртки весело позвякивало несколько серебряных и медных монеток, а волосы прятались под выцветшим пестрым платком, и кто угодно сказал бы, что вот молоденький матрос с южного корабля, оказавшийся вдали от порта по какому-то делу, возвращается на судно.

Но, заплатив положенную пошлину и пройдя через городские ворота Адорвейна, в сам порт Джиад не пошла. Издалека глянула на суматоху вокруг пары сияющих свежеструганым деревом купеческих барков, что стремительно обрастали парусами, на бегающих по стапелям матросов, на грузчиков, волокущих куда-то тюки и катящих бочонки. На душе было тоскливо. Никак не хотелось верить, но все увиденное тяжело и мерно заколачивало гвозди в гроб ее надежды на верность Торвальда. И что странного, если король целой страны поменял жизнь одного-единственного человека на благополучие этой страны, вверенной ему богами. Разве не так должны поступать истинные короли?