— Давай-ка, еще раз повторим правила дыхания. Вды-ы-ыхаешь! И диафрагма удерживает воздух в легких ровно столько, сколько будет длиться твоя вокальная фраза. Ты должна выдыхать очень медленно, чтобы самую длинную фразу спеть на одном дыхании, не прерываясь. Поняла?
— Да.
— И еще должно остаться воздуха, чтобы не перехватывало горло. Дыхание и звукоизвлечение жестко связаны. Итак, встаешь прямо.
— Сижу прямо, — засмеялась Люба.
— Да, я все время забываю. Сидим прямо и вдыхаем носом воздух: не напрягаясь, легко. Плечи не поднимаем! Медленно вы-ды-хаем…
— Ф-ф-ф-ф, ф-ф-ф-ф, ф-ф-ф-ф, — шипела Люба.
— Теперь «да-да-да». Вдох! Пошла: «да-да-да».
— Да-да-да, — послушно выпевала Люба.
— Выражение лица! Лицо не напрягать. Улыбочка! Слушатели не должны знать, что тебе тяжело.
— А мне и не тяжело. Мне радостно.
— Отлично! Образцом для звучания по традиции является звук «а». Поэтому ты сейчас пропоешь «а» и зафиксируешь гортанью, связками, диафрагмой, всей твоей душой позицию звукоизвлечения «а». И в дальнейшем будешь стараться все остальные гласные звуки извлекать из позиции, наиболее близкой «а». Поняла?
— Не очень.
— Сейчас по ходу дела поймешь. Управляй своим голосом так, чтобы все гласные приблизить к звучанию «а». Вдох! А-э-и-о-у.
— Аа-ээ-ии-оо-уу! — голосила Люба. — Аа-ээ-ии-оо-уу.
Потом они пили чай с молоком, и Сталина Ильясовна объясняла Любе про тоны, обертоны, форманты, рисовала графики и колебания.
— Как все сложно, — переживала Люба.
— Никто и не обещал, что будет легко, — говорила Сталина Ильясовна.
— Ой, Сталина Ильясовна, можно я новости по телевизору посмотрю?
— Конечно. Дай-ка пульт. Интересуешься политической жизнью страны?
— Вообще-то не очень. Просто мой Коля очень политикой увлекается. Все время меня про президента спрашивает — его мое мнение интересует. Я думаю, я должна его интересам соответствовать.
— Конечно, — опять согласилась Лина.
— Теперь придется каждый день новости смотреть. Ой — он! Президент. Линочка Ильясовна, как громче сделать?
После новостей Сталина Ильясовна вновь рассказывала Любе о цели обучения вокалу. И Люба послушно повторяла: звучание естественное, красивое, непринужденное, свободное от неестественных призвуков, полное, ровное, оптимально использующее резонансную полость.
Когда Люба уже сидела в прихожей, готовясь спускаться вниз и ожидать возле подъезда Николая, Сталина Ильясовна осторожно сказала:
— Любочка, почему ты не спрашиваешь про музыкальное училище? Забыла?
— Я боялась, — сказала Люба.
Сталина Ильясовна скорбно помолчала.
— Инвалидов не берут? — спросила Люба.
— Не совсем так, — Сталина Ильясовна погладила Любину руку. — Есть университет культуры специально для инвалидов. И музыкальное отделение там тоже есть. Но колясочников не принимают.
— Лестницы? — догадалась Люба.
— Откуда ты знаешь? — удивилась Сталина Ильясовна.
— А чего тут знать. Лестницы — это главное препятствие спинальников. Я и в школу только на первый этаж ходила, и в музыкалке не могла учиться, как все — там крыльцо высоченное было. Потом только приварили уголки.
— Я говорила с ректором, среди ночи вытащила его из постели. Он жалуется, что нет денег смонтировать лифт или современные подъемники. В общем, я очень расстроена. Тебе придется учиться у меня. Благо, ты приглянулась нашему Павлу Сергеевичу, вон с каким удовольствием по лестнице тебя таскает.
— Жаль, — закусив на секунду нижнюю губу, сказала Люба. — Я не из-за себя переживаю. Мне повезло, у меня есть вы, Коля. А другие колясочники как же? Ведь невозможно представить, чтобы строители построили дом без лестниц для здоровых людей. А для инвалидов пандус не возвести — в порядке вещей. Нас не существует. Вы видели справочник учебных заведений для инвалидов? Какие специальности мы можем получить? Сапожник, закройщик обуви, счетовод, упаковщик. Ладно, все равно большое вам спасибо за информацию.
— До завтра, Любочка, — виновато сказала Лина.
Николай заехал за Любой и отвез в ничем внешне не примечательное здание, похожее на бывшую контору завода или института.
— Господа, Готовченко у себя? — спросил Николай в переговорное устройство на дверях с сияющими золотом замками и ручками. — Аджипов к нему.
«Готовченко, — задумалась коляска. — Знакомая фамилия. Нет, навряд ли. Тот Готовченко товарищ был, а этот — господин».
В дверях щелкнуло и Николай распахнул створку, пропуская вперед Любину коляску. Люба въехала в коридор, уставленный искусственными орхидеями и пальмами, узкими колоннами аквариумов, кожаными креслами и столиками молочного стекла на раскосых ножках. Люба восторженно уставилась на крошечные светильники, развешанные на натянутую вдоль коридора серебристую проволоку. На стенах в рамках красовались фотографии знаменитых певцов и компакт-диски. Некоторые двери были раскрыты, и Люба увидела компьютеры, перед которыми сидели молодые парни и девчонки. На дверях, над столами и мониторами болтались забавные рисунки, юморные надписи и яркие постеры. С одного из них на коляску кровожадно глянул Мэрлин Мэнсон.
«Ой, Любушка, — вскрикнула коляска. — Чего это он? Глаз красный какой! С перепоя что ли?»
«Образ такой, — предположила Люба. — Сценический. Наверное, какую-то операцию сделали. Сцена требует жертв».
«Любушка, ты не соглашайся, если тебе велят с красными глазами петь».
«Не соглашусь», — заверила Люба.
В конце коридора, в небольшом холле, Николай остановился перед стойкой секретарши. Люба поглядела на белую дверь со вставкой из синего стекла. На двери висела табличка: «Готовченко Юрий Савельевич».
«Готовченко! — вскрикнули коляска и Люба. — Завотделом культуры райкома комсомола!»
Люба повернулась к Николаю и кивнула на дверь с табличкой:
— Коля, я его знаю.
— Юру-Пионера? — удивился Николай.
— Мы зря сюда приехали, — упавшим голосом сказала Люба. — Он не станет мои песни записывать. Он ярый приверженец соцреализма в искусстве.
Николай заржал.
— Юрка-то? Не знал! Не переживай, теперь он сторонник капреализма. И не только в искусстве.
«Любушка, — толкнула коляска Любу, — спроси у этого пионера про первого секретаря товарища Каллипигова. Может и он здесь? Говорили, в Москву подался, злыдень».
«Спрошу, — пообещала Люба. — Мне самой интересно. Прямо весь город здесь. Паша Квас, Готовченко».
— Здорово, Пионер! — поприветствовал Николай Готовченко, сидевшего за огромным стеклянным столом.
