Моя Лолита, я рад, что тебе пришелся по вкусу золотой гребень в виде короны, хотя ты в Калифорнии, где золото залегает прямо в земле и на ее поверхности. Я счастлив, что у тебя есть кровать с шелковым балдахином и мебель из эбенового дерева с перламутром, а еще зеркала высотой в девять футов с позолотой, столик из груши, украшенный позолоченной бронзой, и маленькие диванчики, на которых ты так прелестно смотришься. Я мысленно вижу все эти вещи, которые хранил для тебя, когда ты их покинула, и вижу тебя саму. Теперь все они перебрались в захолустье в Калифорнии, где ты держишь ручных медвежат, и я уверен, что ты с легкостью их укротишь.
Мне было грустно, когда я выполнял твою просьбу: паковал твои любимые вещи из дворца в Мюнхене, который я обставил, как если бы ты была королевой. Но я очень счастлив узнать, что наконец ты обрела покой в этом городке в Калифорнии. Я помню горы своей страны и простой народ, что их населяет.
Я представляю тебя там, в твоем белом шелковом платье и рубинах, символизирующих твое большое любящее сердце, среди этих медвежат и старателей, на острове красоты и величавости.
А потом мне приносят новость из замка в Ашаффенбурге, которым заправляет королева Тереза. Два моих племянника видели леди, всю в черном, и лицо ее было скрыто вуалью. Они заговорили с ней, но незнакомка не ответила. Она прошла мимо них в людскую. Принцы последовали за ней, заинтригованные. Но слуги никого не видели. Тогда и слуги, и принцы отправились к королеве Терезе и спросили, видела ли она эту даму в черном.
Говорят, лицо Терезы побледнело, словно бы ей явился призрак. Она сказала, что Женщина в черном появляется тут, предсказывая смерть кого-то из членов королевской семьи.
Услышав эту историю, я подумал о тебе, моя Лолита. Пока я трудился, чтобы погрузить на корабль все приметы твоего пребывания в Баварии, по которым ты тосковала, я вспомнил легенду о Женщине в черном, принцессе из нашего рода, которая умерла лет сто назад. Она, как и ты, танцевала на балу, и после смерти, много лет спустя, ее часто видели танцующей среди живых. И после каждого ее появления умирал один из членов королевского дома Виттельсбахов.
Она сулит дурное, эта Женщина в черном? Я взглянул на те вещи, которые мы когда-то делили с тобой, и подумал о смерти. Моей? Твоей? Максимилиана, который занял мой трон?
Нет, моя Лолита, это было два месяца назад. Теперь я могу сказать, кого тогда искала Женщина в черном. Не меня и не тебя, а Терезу. Она умерла от холеры. Теперь я «свободный человек», как ты это называла, насколько может быть свободен король.
Печальные дни настали в Грасс-Валли. Мы с Халлом расстались. Он застрелил Майора, медвежонка. Лотта уехала. Ее мать, Мэри Энн, последовала за своим мужем, бывшим торговцем книгами, в Рэббит-Крик, где стала управлять пансионом, пока Лотта трудилась на сцене, набивая сундуки папаши. Даже моя горничная, Василек, несчастлива здесь. Она говорит всем, что хочет вернуться в Новый Орлеан. Я обнаружила ее в задумчивости на крыльце, а когда спросила, в чем дело, она ответила, что кое о чем размышляет.
Я сказала ей, что ребенком, живя в Индии, узнала, что, когда человек умирает, его душа становится звездой. Василек подняла глаза к небесам, как я и думала.
Я рассказала ей о Париже и Александре Дюжарье, блестящем литературном критике и редакторе «Ля пресс», либеральной республиканской газеты. О том, какой чудесной парой мы были в юности. Я рассказала о том, что он был, наверное, моей единственной настоящей любовью и погиб молодым на дуэли. Я указала на небо, усыпанное звездами, со словами:
– Вон он. Если я заблужусь в лесу, надо просто подождать, чтобы он за мной пришел, и он приходит.
– Но кто придет за мной? – тихо спросила Василек. – Нельзя же жить только с мертвыми.
– Нельзя, – согласилась я. – Мы снова наполним этот дом радостью, будем пить шампанское и лакомиться пирожными. Возможно, скоро и мы сами отправимся к звездам, в далекий и чудный край.
Я скучала по сцене. Слишком много времени я провела в горах. Мой агент устроил мне тур по еще одному захолустью, которого я прежде не видела. Речь об Австралии. Я могла взять с собой кого угодно. Сначала мы должны были выступать в Сан-Франциско два месяца, а потом сели бы на корабль и поплыли на другой, надеюсь, более милостивый континент. В Австралию!
Я оседлала лошадь и поскакала в Рэббит-Крик. У миссис Крабтри появился второй пансион и второй ребенок. Мужа нигде не было видно. Мне сказали, что он отправился на прииски.
Я объяснила, что собираюсь в мировое турне, и предложила отпустить со мной Лотту. Мэри Энн Крабтри сообщила, что продает пансионы. Отсутствующий муж якобы пел дифирамбы Лотте, и они отправились в турне по приискам, где девочка выступала в прокуренных комнатенках на наскоро сколоченных сценах, а рампой ей служили зажженные свечи.
Вряд ли у меня было право возражать против прокуренных комнат, но я хотела, чтобы Лотта выступала на знаменитых мировых сценах. Мэри Энн не стала меня и слушать. Скрыв разочарование, я в последний раз обнялась с убитой горем девочкой и покинула Грасс-Валли навсегда.
Позднее я узнала, что когда дочь Джека Крабтри плясала на приисках, ей под ноги кидали тысячи золотых монет, а однажды ночью ее папаша, неудавшийся старатель, забрал все, что она заработала, и бросил жену и дочь.
Но я тогда уже съездила в Австралию и вернулась, и моя собственная жизнь изменилась так… безвозвратно.
Глава тридцатая
Тени Лолы
Однажды Лола сидела и курила сигару. Василек [ее новая горничная] никогда ее такой не видела. «Мамзель, – запротестовала она, – сигары – это кончик хвоста сатаны». Лола ничего не ответила и продолжила курить.
Хелен Холдбедж. Женщина в черном: Жизнь легендарной Лолы Монтес
– Какая дерзкая штучка, – сказала Ирен в коридоре, когда мы снова собрались втроем.
– Кто? Лотта? – спросила я, не веря своим ушам. Она показалась мне таким милым ребенком… сорока двух лет.
– Я, конечно, в курсе, – продолжала примадонна, провожая нас по коридору к широкой лестнице, ведущей на улицу, – какими скороспелыми могут быть юные актрисы. Ум и тело в пять-шесть лет очень восприимчивы, ребенок быстро всему учится. В таком возрасте я с детской спесью все могла попробовать и все могла освоить: танцевальные шаги, песни, стрельбу по мишеням. Ничто меня не сдерживало. Все казалось возможным. – Она остановилась и преградила нам с Квентином дорогу. – С другой стороны, Лола давно уже вышла из возраста невинности, когда поняла, что ей ничего не остается, как связать свое будущее со сценой. Ей было почти четырнадцать. Как смеет эта лилипутка высмеивать способности Лолы, которой было уже за тридцать, когда она пыталась передать свои знания подающей надежды ученице? Не всякий опытный артист будет вдохновлять молодого конкурента. Тем, что я стала такой, какая есть, я обязана прожженным артистам варьете, взявшим меня под свое крыло.
