В официальных досье не было упоминания о том, как Овен получил свои необычные прозвища. Зато там упоминались имена его отца и матери, а также то имя, которое он получил при крещении.
Вряд ли он заслуживал его даже тогда.
Имелись в папках и почти полтора десятка других имен, под которыми Овен фигурировал в разных странах и в разное время. Его прозвища тоже менялись, как грязные носки, но, как и эти носки, они оставались похожими. Одно из них означало «Играющий на свирели».
Нигде не было сказано, играет ли он на свирели или хотя бы на губной гармонике. Возможно, прозвище свое он получил совсем по другой причине и всему виной оказался дурной перевод со свирфнеблингского.
Овен не был особенно падок до женщин, но не отказывал себе в удовольствиях, когда считал, что работа выполнена, и выполнена успешно. По сведениям полковника Кэрригана, он полмесяца муштровал в лесу своих боевиков, обучая их устанавливать бомбы и вести боевые действия в городских условиях.
Все это время Колин Зейшельд чесал голову и не знал, можно ли ссориться с этими вчерашними союзниками.
А когда он принял решение, оказалось, что едва не опоздал.
Поэтому спешить следовало нам.
– Извини, что пришлось потревожить тебя так рано, – сказал я Овну.
За то, что пришлось дать ему в челюсть, когда мы вели его по лестнице, я извиняться не стал.
– Видишь ли, – продолжал я, – у меня есть некоторые привычки. Например, мне не нравится, когда банда подонков играет в войну под боком у мирных жителей.
Он посмотрел на меня с ненавистью – не потому, что на самом деле ее испытывал.
Овен никогда не встречал меня раньше, и у него не было никаких причин ненавидеть меня. Тот факт, что мы пристрелили пятерых его подельников, не мог хотя бы немного расстроить лидера. Он свято верил, что главная обязанность его подчиненных – это дохнуть во имя его спасения.
Они это сделали, и, с точки зрения Овна, все произошло так, как и должно было произойти.
Однако этот подонок и убийца считал себя борцом за свободу, а, будучи пойман и закован в наручники, как и пристало обычному уголовнику, борец за свободу должен с ненавистью смотреть на своих пленителей.
Это все равно что прийти на детский праздник в маске свиньи – приходится время от времени хрюкать.
Однако на празднике, которые устраивал Овен, дети не радовались жизни, а гибли, поэтому следовало раз и навсегда положить конец его эскападам.
Мы находились в небольшой комнате, состоявшей из одного только выглаженного бетона, если не считать стола и нескольких стульев. Стол был дешевый, из плохо обработанного дерева – зато крепкий. Ножки с металлической окантовкой были вмонтированы глубоко в пол.
Я стоял перед Овном, сложив руки на груди. Франсуаз поставила ногу на один из стульев и сцепила пальцы на округлой коленке.
Пленник был безоружен, но мы с Франсуаз не хотели, чтобы он попытался, скажем, разбить себе голову о стену. Он мог проделать нечто подобное, лишь бы не отвечать, где и когда его подельники собрались совершить террористический акт. Поэтому пришлось приковать его к столу.
Колин Зейшельд сидел за столом, сбоку от Овна.
– Эти двое друг друга стоят, – вполголоса произнесла Франсуаз.
– Что? – переспросил Колин, поворачиваясь к ней.
– Не берите в голову, – усмехнулась девушка.
Она сменила туфли на высоком каблуке на высокие черные сапоги и время от времени поскрипывала стулом, в который упиралась ногой.
Колин и Овен на самом деле друг друга стоили. Один бешеный убийца, а другой прикармливал его, пока он не цапнул руку, которая его кормила.
Я знал, что в конце этой истории за решеткой предстоит оказаться не только Овену, но и Колину, и всем, кто за ним стоит. Но Колин до сих пор надеялся, что ему удастся выйти сухим из воды и продолжать, как прежде, поддерживать террористов и преступников, чья грязная деятельность тем или иным способом идет на пользу его ведомству.
– Не вижу особого смысла в этом разговоре, Амбрустер, – сказал Зейшельд. – Мы взяли Овна. Теперь осталось уничтожить их базу, и дело будет закрыто.
– Не спеши, Колин, – ответил я. – Спешить вредно всегда, даже если у тебя панталоны загорелись. Послушаем, как он станет отвечать на вопросы.
Я обратился к террористу.
– Ты знаешь свирфнеблинга, который сидит за одним с тобой столом? – спросил я.
– Это глупый вопрос. – Колин заерзал на стуле. – Он неуместен.
– Помолчите, – сказал я. – Так знаешь или нет?
– Как же не знать! – Овен постарался прорычать эти слова, хотя тонкий фальцет, которым наградил его генетический набор, мало для этого подходит. – Грязная свинья!
Это относилось к Колину.
Свинью как эпитет для Зейшельда я одобрил.
– Здесь ты прав, – согласился я. – Сперва он оставил на произвол судьбы твое движение, а затем и тебя самого выдал с потрохами.
– Мои соратники отомстят за меня, – уверенно произнес Овен, награждая Колина взглядом поверженного героя.
Я удивлюсь, если после казни Овна его приятели сделают нечто большее, чем разопьют пару банок пива.
Кажется, это называется нигилизмом, но я не уверен.
– Ты тоже можешь кое-что сделать, – сказал я. – Прямо сейчас.
– Что?
– Эта грязная свинья, – мне понравилось произносить это словосочетание, – кое-что скрывает.
Колин бросил на меня взгляд, в котором мольба смешивалась со злобой.
– Ты ведь не хочешь, чтобы ему это удалось? – осторожно спросил я.
Колин вскочил со стула.
– Послушайте, Амбрустер, – задыхаясь и проглатывая слова, заговорил он. – Это уже выходит за всякие границы. Я дал вам возможность задать арестованному один-два вопроса…
– Видишь, как он боится, – подбодрил я террориста. – Ответь, почему он так спешил взять тебя под стражу, а теперь не рад, что ты остался при этом жив?
Овен выковырял языком что-то из зуба и выплюнул на пол.
– Он знает, – сказал террорист. Колин расправил плечи.
– Выйдите вон, Амбрустер, – приказал он. Я посмотрел на Колина, и до него дошло, что он слегка забылся.
– Десять моих соратников, – начал пленник, – сейчас проходят тренировку на острове Пэл…
– Молчи! – закричал Колин, обхватывая руками стол. Овен засмеялся.
– Если я скажу сейчас, урод, – сообщил он, – то ты не придушишь меня в камере, чтобы я это не выболтал. Так вот, десять моих ребят прилетят на Золотое побережье сегодня вечером. Они готовы.
Колин опустился на стул и закрыл голову руками.
