Старик внимательно посмотрел на него и сказал:
— Я верю в вашу искренность.
Борс заморгал. Это каким же последним негодяем считает его Старки?
— Когда речь идет о религии, я всегда искренен.
— Вне всякого сомнения, вы обсуждаете вопросы величайшей важности, — произнес по-итальянски Тангейзер, — но мне самому необходимо поговорить об одном деле.
— Речь идет о спасении души, — пояснил Старки. — Спасении вашей души.
— Значит, вы сможете мне помочь, — сказал Матиас. — Я хотел бы навестить Мдину, но на турецком базаре услышал, что кавалеристы маршала Копье выслеживают, как волки кроликов, любых фуражиров, лазутчиков или отряды, ищущие воду. Мне бы не хотелось, чтобы меня порубили на куски, мне требуется защита — одной моей сообразительности будет недостаточно.
— До сих пор вы прекрасно обходились, — отозвался Старки.
— Турки не стремятся утолить свою жажду крови с такой поспешностью, — сказал Матиас. — Они народ цивилизованный. Они любят поговорить. А вооруженные рыцари на конях плохо слышат, особенно если видят перед собой человека в тюрбане.
— Вы возьмете с собой леди Карлу? — спросил Старки.
Борса этот вопрос застал врасплох, он бы стушевался, но Тангейзер отвечал так, словно не было вопроса естественнее.
— Не сегодня, хотя она предпочла бы находиться рядом с отцом в эти трудные времена. Но без passe porte — для нее и ее сопровождающих — мне не позволят вывести ее за стену. Могу ли я воспринимать ваши слова как предложение обеспечить нас соответствующей бумагой?
Сопровождающие, подумал Борс. Боже мой. Именно так. С паспортом, позволяющим пройти через Калькаракские ворота, и с лодкой они запросто сбегут.
— Значит, леди Карла не нашла еще своего ребенка, — произнес Старки.
Матиас смутился: он полагал, что высшее командование понятия не имеет об этом деле. Но он и глазом не моргнул.
— Вы знаете мальчика или место, где он может быть?
Как ни странно, теперь заморгал Старки. Он покачал головой.
— За много лет до избрания нынешнего великого магистра моральный облик ордена начал снижаться. Люди всего лишь люди. Юные рыцари вступают в орден, преисполненные гордости и мечтаний о рыцарских подвигах, а оказываются на краю света, где вынуждены поститься и вести уединенную жизнь. Священные обеты произносились, но не всегда сдерживались. Имели место азартные игры, связи с женщинами, пьянство, даже дуэли. Только строжайшая дисциплина может удержать молодых людей от поступков, свойственных молодым людям. Ла Валлетт насадил эту дисциплину. Как он говорит: «Наши обеты нечеловечески суровы. Они суть молот и наковальня, на которых выковывается наша сила».
— Вы уклонились от ответа на мой вопрос, — заметил Матиас. — Вы знаете мальчика?
— Я понятия не имею, где может находиться сын леди Карлы, а также от кого она его прижила. — Старки чувствовал себя не в своей тарелке. — Был ли это член ордена?
— Мальчик графини родился в канун Дня всех святых, — сказал Матиас.
Он не стал раскрывать тайны его происхождения. Хотя бы потому, что отец мальчика — инквизитор Людовико. Дело и без того скандальное.
— Я бы не надеялся особенно, что мальчику об этом известно, — заметил Старки. — Мальтийцы — народ примитивный, замкнутый и очень набожный. Что вы сделаете, когда найдете его?
— Верну его матери.
— Она может неприятно удивиться. Жизнь свинопаса способна полностью уничтожить все признаки благородного рождения.
— У графини доброе сердце.
— А что потом? Мы сможем и дальше рассчитывать на ваше присутствие?
— Я же доказал свою верность Религии.
— Уклончивый ответ, — сказал Старки.
— На вопрос, который многие сочли бы смертельным оскорблением, — заметил Матиас.
Старки выкрутился с отменным изяществом:
— Ни один человек не занимает в глазах великого магистра столь высокого положения.
— Значит, вам предоставляется возможность помочь мне подняться еще выше, а заодно отправить в Мдину.
Матиас указал за плечо Старки. Старки развернулся. Они все смотрели на мыс Виселиц: этот клочок земли вместе с фортом Святого Эльма образовывал горловину, через которую суда попадали из открытого моря в Большую гавань. Как и предсказывал Матиас, Драгут Раис прибыл со своим флотом тридцатого мая. Он установил осадные орудия на мысу Виселиц и теперь обстреливал крепость Святого Эльма с востока. Пока они смотрели, его батареи дали залп по дымящейся крепости.
— Турки выпускают в форт триста ядер в час, — сказал Тангейзер. Он указал на Большую гавань. — А пушки Драгута топят ваши баркасы с провиантом. Вместо того чтобы убивать водоносов и погонщиков верблюдов, пусть кавалерия Копье займется мужской работой. Отправьте меня в Мдину, и я возглавлю конный отряд, который совершит нападение на мыс Виселиц.
— Как и всегда, — сказал Старки, — при виде вашей храбрости мне делается стыдно.
— Я смогу получить passe portes? — спросил Матиас.
На кавальере заревела шестнадцатифунтовая пушка рыцарей, и Борс проследил, как ядро летит через гавань. Оно приземлилось среди кучки рабочих-арапов, продлевающих турецкую траншею, оставило после себя стонущие человеческие обрубки и закатилось в щель.
— Пойдемте со мной, — сказал Старки, — я выпишу все необходимые бумаги. И еще расскажу вам, где найти отца леди Карлы, дона Игнасио. Он сейчас слаб здоровьем и вряд ли отнесется к вам с сочувствием, но если кто-то и знает о судьбе мальчика, так это он.
Старки пошел к лестнице. Матиас двинулся за ним. Но Борсу очень не хотелось покидать этот Олимп.
— Ваше преподобие, — позвал он. Старки обернулся. — С вашего позволения, я бы остался и помог канонирам. Я вижу, что порядочное количество ядер тратится впустую.
Старки кивнул.
— Я отдам приказ артиллеристам.
— Сегодня мусульмане отмечают пятницу, поэтому их атаки будут особенно мощными. — Матиас взял Борса за плечо и указал на мусульманские редуты на склонах холма Скиберрас. — Видишь большой белый тюрбан?
Борс всмотрелся в крошечные фигурки, движущиеся за пылевой завесой.
— Я вижу тысячи белых тюрбанов.
— Один больше остальных, что означает принадлежность к высокому рангу. Зеленые одежды. Вон там, где над шестью пушками стоят кулеврины с драконьими пастями.
Борс, все еще исследующий поле боя, нашел взглядом громадный белый тюрбан, насаженный на зеленую фигурку размером с булавку.
— Вижу.
— Это Драгут Раис.
Борс ощутил, как сами собой сжались губы.
— Он спит в траншее вместе со своими людьми, — продолжал Матиас. — Он делит с ними пищу. Они его обожают. Его смерть будет стоить смерти целой дивизии. Целься в его сторону, а везение сделает все остальное.
