На Ребекке был бежевый двубортный пиджак (я видела такой в бутике Энн Клайн в «Саксе») поверх синего валийского свитера. Она заняла мой любимый столик с видом на собор Святого Креста на другой стороне Вашингтон-авеню. Сидишь себе, смотришь на красивое здание из серого камня, ешь, пьешь итальянскую шипучку и представляешь, будто ты в Европе, только здесь лучше, потому что люди правильно говорят по-английски и по-испански. Публика – служащие от двадцати до сорока. Хорошие манеры, стильная, несколько небрежная одежда. Я порадовалась, что на наш междусобойчик влезла в костюм Каролины Херрера «в елочку» и туфли от Стюарта Вейцмана, типа «Опра Уинфри» на шпильках. Я закончила работать еще два дня назад и остановилась в «Гули-анодей спа» на Ньюберри-стрит, чтобы сделать припарки козьим маслом – мои любимые. Теперь моя кожа такая мягкая, что я почти таю. И поскольку я бываю там постоянно, мне порекомендовали краску для ресниц – иссиня-черную. Мне понравилось. Но хотя там целый салон и все им восхищаются, я посмотрела на работающую в нем белую женщину с тонюсенькими волосами и поняла: до моих волос им всем далеко. Они не знают, как добиться таких. Волосы я оставлю своим девчонкам из Роксбери. Я знала, что хорошо выгляжу. И сидящие за стойкой парни тоже это знали, потому что вовсю пялились на меня. Интересно, сколько стоит это владение на квадратном фундаменте? Я уже почувствовала себя его владелицей.
Ребекка читала последний номер «Ин стайл» с дамочкой не первой свежести на обложке – из тех, что и в сорок пять смотрятся сексуально. Рядом на столе лежало с полдюжины статей, посвященных синдрому забитой женщины, насилию против женщин и эффективным навыкам противостояния жестокости. Видите, Ребекка обо все позаботилась. Это я работаю на некоммерческую организацию, и мне следовало бы подумать о подобных вещах. Я учусь у очень немногих, но Ребекка меня восхищает. Сегодня ее волосы выглядели немного по-другому.
– Ты что, осветлилась? – спросила я.
– Чуть-чуть подрыжила, – ответила Ребекка, смеясь и касаясь волос. – Нормально?
– Тебе идет. Мне нравится.
Нашему официанту – стильному, напыщенному, шикарному – не были нужны ни ручка, ни блокнот, чтобы запомнить даже самый большой заказ. Иногда, mi'ja, мне становится не по себе, если вижу рядом человека, понапрасну тратящего свой талант. Неужели с такой-то памятью он не мог найти себе лучшего занятия?
Сплошные объятия. Мы виделись в больнице, перезванивались по телефону, но впервые с тех пор, как случилось несчастье с Сарой, собрались все вместе.
– Ужасно! – начала я.
– Я потрясена, – подхватила Ребекка. – В уме не укладывается.
– Бедняга Сара, – кивнула Лорен. – Не могу поверить.
Все покачали головами.
– Сколько всяких трубок, – поежилась я.
– Она очень страдает, – согласилась Ребекка.
– Поэтому нам надо добиться, чтобы Роберто убрали от нее, – заявила Лорен.
Я недоверчиво посмотрела на нее:
– Надеюсь, ты шутишь?
– Нисколько, – ответила она. Ребекка взглянула на меня и вздохнула.
– Этот цвет идет тебе, – повернулась она к Лорен. На той были замшевая оливковая рубашка-жакет поверх стильной кремовой девонской водолазки, облегающие джинсы, высокие, цвета ириски, сапоги для верховой езды и маленькие золотые колечки в ушах. В последнее время Лорен похудела и хорошо выглядела.
– Где ты купила эту рубашку? – Я пощупала ткань. – Хорошее качество.
– Как всегда, у Энн Тейлор, – ответила Лорен. – Извини, что касается магазинов, у меня небогатая фантазия.
– Идет к твоим волосам, – добавила Ребекка, и я удивилась: обычно она не делала комплиментов Лорен. – Будет еще лучше с твоим серебряным колье.
От Ребекки пахло бодрой яблочной свежестью, и я решила, что это духи от Элизабет Арден. Чем пользовалась Лорен, я не угадала – только различила цитрусовый аромат с терпким оттенком.
– Что это у тебя за духи?
– Ах эти. – Она понюхала запястье. – Называются «Бергамот». Из «Боди шоп». Нравятся?
– В самом деле приятные. Как ты говоришь, они называются?
– «Бергамот». – Лорен порылась в своем немаленьком рюкзачке и выудила флакон. – Вот, возьми.
– Нет, с какой стати.
– Перестань. Я куплю себе еще. Захожу в этот магазин каждую неделю. Обожаю все, что там продается. Не стесняйся, я их только что распечатала. – Лорен поцеловала меня в щеку.
Иногда она такая типичная карибка. Интересно, сознает ли это Лорен?
– Спасибо, милая. – Понимая, что спорить бесполезно, я открыла флакон и дважды помазала за ушами. – Приятные. Понюхай, Ребекка.
Ребекка приблизила открытый флакон к лицу и одобрительно кивнула:
– Приятные. Рада, что вы вырвались. Пошли к столу.
– И я, подружка. – Пожав руку Ребекке, я подтолкнула плечом Лорен. Та была все еще напряжена – что-то имела против Ребекки, и мне это совсем не нравилось. – Отличная идея. Хорошо, что мы собрались.
– Да, прекрасная идея, – согласилась Лорен.
Мы сели. Последовав примеру Ребекки, я развернула на коленях салфетку. А Лорен медлила, хотя с восторгом хватала из корзины горячие булочки. Я потянулась и деликатно положила ей на колени салфетку.
Она удивленно взглянула на меня и улыбнулась.
– Маленькими кусочками, – прошептала я. – Отщипывай пальцами, а не откусывай зубами.
– Какие вам принести напитки, дамы? – спросил официант.
– Мне коку, – попросила я. – С лимоном.
– Обычную или диетическую?
– А что, кому-то кажется, что я на диете? – Я отодвинулась от стола и показала на свой живот. У официанта затрепетали ноздри. Он покраснел и, похоже не знал, что ответить. Sucias рассмеялись.
– Одну обычную коку, – повторил он и повернулся к Лорен: – А для вас, м'эм?
– С каких это пор я стала м'эм? – И глаза она тоже подкрасила великолепно. Фиолетовым. Сколько лет мне не удавалось убедить ее использовать этот цвет.
– В таком случае, мисс, – с изысканной пакостностью уточнил официант. – Так лучше?
– Гораздо, – кивнула Лорен. – Меня устроит стакан «Пеллегрино».
Перед Ребеккой уже стоял стакан холодною чая. Она подтолкнула к нам пачку статьей:
– Вы, девчонки, может, все это знаете, а я для себя извлекла много нового.
– Не сомневаюсь, – хмыкнула Лорен. Не понимаю, почему она постоянно грубит.
– Элизабет придете минуты на минуту, – Пришлось срочно менять тему. В присутствии Лорен я постоянно должна заглаживать ее ляпы. Она, как моя мать, сначала скажет, потом подумает.
– Да, – согласилась Ребекка, – подождем ее.
– Бедная Сара, – продолжала я. Вспомнила ее лицо в синяках и чуть не расплакалась. – Почему она нам ничего не рассказывала?
