Братец сел на край кровати, оперся руками о ходящий волной матрас и навис надо мной.
— Сука дешевая! Как я тебя ненавижу! Сидела в заднице всю жизнь и сидела бы дальше… Какого хрена тебе, именно тебе, идиотке, досталась такая тетка? Я бы с таким наследством давно большие дела бы делал…
Красивый у меня брат, красивый. Но не в эту минуту.
— Андрей, ты не отвлекайся, ты ближе к злободневной теме…
Он, почувствовав наконец неудобство позы, когда его руки ходили в такт водяному матрасу, вызывая угрозу его же устойчивости, а не страх собеседника, сел нормально.
— Это я с Митей и Жорой договорился. С начальством согласовал. Твой Лешка должен был откупиться от бандитов и работать на нас. Он почти создал новую типографию, денег на обустройство мы ему дали, связи у него есть… А сегодня, б…, я узнаю, что его на работе нет. Исчез. Выехал скорее всего. Ты ему помогала?
Андрей ударил по одеялу и попал рядом с больной коленкой. Я дернулась и отодвинулась.
— Осторожней, братец. Нас, родственников, не так много. Убьешь в запальчивости, знаешь, сколько потом бумаг объяснительных писать придется?
— Сука, ой сука! Ненавижу!
— Аналогично, шеф. Ты что думаешь? — Я встала и надела длинное домашнее платье. — Что ты себе думаешь? Я, или Леша, или мои родители — мы куклы безмозглые и бесчувственные? А мы живые и мыслящие, а значит, не всегда предсказуемые. Знаешь, как вы меня все за это время достали? Вы, самоуверенные, наглые, думающие только о собственном брюхе и кармане. Да, я мало задумывалась раньше. И о себе. И о политике этой гребаной. Это вы, кто так хочет денег и власти, заставили меня думать. Заставили принимать решения. Андрюша, если бы ты пришел ко мне еще месяц назад, объяснил все как есть, попросил помощи, я скорее всего начала бы искренне тебе помогать. А ты решил все за меня, за родителей, знакомых, решил заработать на упавшей тебе в руки ситуации большие деньги…
— Я?.. Деньги?..
Андрей тоже встал, и руки его сжались, будто он готовился меня задушить.
— Я разве для себя? Сколько мы получаем, знаешь? Пять копеек. А ФСБ — это безопасность страны, это мирная жизнь населения… это экономический рост и благоденствие…
— Боже мой! Какие слова! Ты, Андрюша, вроде бы не был комсомольцем и тем более партийным функционером? Откуда такой патриотическо-комсомольский задор?
Пальцы Андрея окончательно скрючились, и в спальне нависло напряжение. Я не знала до этих пор, где у братца самое чувствительное место, теперь знаю — это вопросы безопасности страны, как он их понимает. Надо ломать ситуацию.
— Андрюша… Давай выпьем? Сядем на кухне, и ты мне все подробно объяснишь. Может, я чего действительно не поняла и сделала глупость? Давай выпьем, снимем стресс? Тем более двенадцать часов дня — ни заснуть, ни поработать.
Братец посмотрел не меня сначала с подозрением, затем со снисходительностью… и согласился.
Мы сели на просторной кухне. Пока выставлялись на стол закуска и бутылки, сквозило напряжение. Стерва, потягиваясь лохматым тельцем, устроилась на подстилке около пустой миски и смотрела на нас, недоумевая.
— Смотри, собака и та удивлена твоим приходом и тоном разговора.
Андрей криво улыбнулся. Вот такой стиль поведения женщины он понимал, к такому он привык. Привычность ситуации снимает раздражение и позволяет настроиться на конструктивный разговор. Мне так кажется.
Первые десять минут мы усиленно изображали родственников за легким семейным завтраком. На десятой минуте настало время беседы. Андрей вытер руки о салфетку и попросил подрезать сыра. А почему бы нет? Я подрезала. Красиво положила на тарелочку и поставила поближе к единственному брату.
— Кушай, Андрюша, только объясни, чего именно ты от меня хочешь?
Андрей взял желтую пластинку сыра, откусил и помахал оставшейся частью в воздухе.
— Настя, а ты знаешь, моя мама в минуты острого алкогольного отравления, то есть с похмелюги, постоянно рассказывает мне о малознакомом ей самой и уж тем более мне человеке, который является моим родным отцом? Имя его — Сева.
После недосыпа и часовых рыданий по уехавшему любимому человеку трудно сразу сориентироваться в именах собственных. Я уточнила:
— Сева — это Севастьян или как?
— Какая разница, Настя? Другой человек. Мой биологический отец — другой человек. Ни фига я тебе не родственник по крови.
— А кто?
— …в пальто. Другой у меня папа, поняла?
— А-а! Поняла! Поэтому можно лезть мне между ног на общих основаниях!
Мой оптимизм Андрея не порадовал. Он помрачнел и совершенно серьезно заявил:
— Стране нужны деньги.
Я не знала, как реагировать на такое заявление. Можно только смотреть, выпучив глаза и офигевать.
— Андрей, а кому не нужны деньги? Ты мне назови адрес человека или организации, я не поленюсь, подъеду посмотрю, на память сфотографирую.
— Ты не понимаешь… Знаешь, сколько стоит самая элементарная операция по освобождению офицера средней должности из плена?
— И сколько же?
— От двухсот до полумиллиона. Это не считая суммы выкупа. Нужно собрать информацию, чаще всего за деньги, подготовить людей, экипировать, подготовить пути отхода. Опять же взятки, оружие, транспорт.
— А сколько стоит выкупить солдатика?
— Эти обычно выбираются сами.
— Или не выбираются. Нет, Андрей, не нравится мне твой подход. Выкупить офицера…
Очень благородно. Но дешевле войну не начинать. Ты используешь человека для изготовления фальшивых денег — преступление, затем человека необходимо уничтожить — еще большее преступление, «подчистить» свидетелей — преступление, не оправданное ничем. И все для блага государства. Не может быть правое дело замешено на крови и кровавых деньгах.
Андрей ел бутерброд с осетриной и смотрел на меня в упор. Выглядело это смешно, хотя и страшновато.
— Мне тебя, Андрей, жалко. Кто-то использует твои убеждения для своего кармана. Проведут пару громких операций, освободят пяток заложников, а затем типография случайно взлетит на воздух и скоропостижно «сгорят» в ней полмиллиарда, из которых тебе не достанется ни цента, а у племянника и внучки контролирующих тебя генералов появятся виллы в Лос-Анджелесе. Вот такой наш российский патриотизм за твой счет. Кстати, ты со своей упертостью будешь раздражать начальство, и оно постарается задвинуть тебя или в область Дальнего Востока, Таймыра, тайги, или в гроб.
За окном мороз, тишина. Тиканье часов на стене. Андрей отложил четвертый бутерброд, отхлебнул кофе.
— Ты помогла ему уехать?
— Нет. Я только дала денег.
— Хотел бы я такое «только». Насть, забудь ты о своем Лешке, выходи за меня замуж.
