— Как ты думаешь, случайно ли то, что мой интерес к «Гипнеротомахии» начался с книги твоего отца?
Мы уже подошли к входу в библиотеку и отряхиваемся от снега. Пол открывает мне дверь. Библиотека расположена в самом сердце кампуса, в здании, сложенном из тяжелого серого камня. В летние дни, когда по улицам разъезжают автомобили с опущенным верхом и из распахнутых окон несется громкая музыка, когда студенты поголовно облачаются в шорты и майки, здания, подобные Файрстоуну, часовне и Нассау-Холлу, кажутся пещерами, сохранившимися по чьей-то нелепой прихоти в центре современного города. Но когда температура опускается и падает снег, в кампусе нет места более уютного и притягательного.
— Прошлой ночью я думал о том, как друзья помогали Франческо составлять загадки, и вот теперь уже наши друзья помогают их разгадывать. Ты решил первую. Кэти нашла ответ на вторую. Чарли помог с последней. Твой отец обнаружил «Документ Белладонны». Ричард отыскал дневник портового смотрителя.
Мы останавливаемся у турникета. Пол показывает дежурному наши удостоверения. Пока ждем лифта, он указывает на металлическую пластинку на дверце кабины. На ней выгравирован символ, которого я раньше почему-то не замечал.
— «Альдин пресс».
Человек, напечатавший книгу Колонны, взял свою знаменитую эмблему, дельфина и якорь, как раз из «Гипнеротомахии».
Пол кивает, и я чувствую, что ему и в этом видится некий особый смысл. Везде, куда бы он ни повернулся в этой четырехлетней закручивающейся назад спирали, он ощущал руку у себя на спине. Весь его мир, вся его жизнь, даже в мельчайших ее проявлениях, подталкивали вперед, помогая раскрыть тайну книги Колонны.
Дверь лифта открывается, и мы входим в кабину.
— В общем, я думал об этом всю прошлую ночь, — говорит Пол, нажимая кнопку нижнего этажа. — О том, что все идет по кругу. И вот тогда меня осенило.
Над головами у нас звякает звонок, дверь открывается, и мы выходим в зал нижнего уровня, самый унылый из всех залов библиотеки, расположенный глубоко под землей. Высокие, под потолок, книжные стеллажи теснятся друг к другу, словно так, плечом к плечу, им легче удерживать вес пяти верхних этажей. Слева от нас — отдел микрофильмов, мрачный грот, в котором профессора и выпускники толпятся у аппаратов, вглядываясь в тусклые экраны. Пол ведет меня к своей кабинке между заставленными запылившимися томами стеллажами.
— Я подумал: должна быть причина того, что все в этой книге возвращается к тому, с чего началось. Начало — ключ к «Гипнеротомахии». Первые буквы каждой главы составляют акростих о брате Франческо Колонне. Первые буквы архитектурных терминов составляют первую загадку. То, что у него все возвращается к началу, не может быть совпадением.
Я вижу длинные ряды выкрашенных в зеленый цвет металлических дверей, расположенных так же близко одна к другой, как и школьные шкафчики. Комнатки за ними не больше кладовок. Но каждый год сотни выпускников проводят в них по нескольку недель, чтобы спокойно поработать над диссертацией. Кабинка Пола, в которую я не заглядывал уже пару месяцев, находится почти в самом конце.
— Может быть, дело в усталости, но я вдруг подумал: а что, если Франческо делал это умышленно? Что, если для расшифровки второй половины книги, нужно найти нечто в самой первой загадке? Франческо писал, что не дает решения, но он не сказал, что не оставляет никаких намеков. И к тому же у меня был дневник портового смотрителя.
Мы останавливаемся перед его кабинкой, и Пол крутит диски на кодовом замке. Маленькое четырехугольное оконце заклеено черной бумагой, так что внутрь заглянуть невозможно.
— Раньше я полагал, что четыре направления имеют отношение к местонахождению некоего физического объекта, что речь идет об измеряемом в стадиях расстоянии от стадиона до крипты. Даже смотритель считал, что речь идет о географическом положении. — Он качает головой. — Но Франческо размышлял по-другому.
Пол открывает дверь. Крохотное помещение заполнено книгами, лежащими стопками, кучками и по одной, и напоминает президентский кабинет в «Плюще», только в уменьшенном варианте. Пол замусорен обертками, упаковками и пакетиками. На стенах — десятки листочков с короткими записями. «Финей, сын Белуса, не тот Финей, который был царем Салмидессуса», — гласит один. «Проверить у Гесиода: Гесперетоза или Гесперия и Аретоза», — не дает забыть другой. «Купить крекеров», — напоминает третий.
Я осторожно убираю с одного из двух втиснутых в кабинку стульев стопку бумаг и стараюсь сесть так, чтобы ничего не задеть.
— Короче, я вернулся к загадкам. О чем была первая, помнишь?
— О Моисее. Нужно было найти латинское слово. Корнута.
— Верно. — Пол закрывает дверь, для чего ему приходится повернуться ко мне спиной. — Вопрос касался ошибки в переводе. То есть он был из области филологии, исторической лингвистики. В общем — из сферы языка.
Он роется в куче сваленных в углу книг и после недолгих поисков находит то, что нужно: «Историю искусства Ренессанса» Харта.
— Почему нам так повезло с первой загадкой?
— Потому что мне приснился сон.
Пол открывает страницу с изображением статуи Моисея работы Микеланджело, той, с которой и началось наше партнерство.
— Нам повезло, потому что загадка касалась вербального, а мы искали физическое. Франческо не было никакого дела до действительных, реально существующих физических рогов. Ему нужно было слово, причем слово, переведенное неверно. Мы нашли ответ только потому, что этот самый ошибочный перевод в конце концов проявил себя в физической форме. Микеланджело изобразил Моисея с рогами, и ты это вспомнил. Если бы не физическое воплощение, мы бы никогда не нашли лингвистический ответ. Итак, ключ — слова.
— И ты стал искать лингвистическую интерпретацию направлений.
— Вот именно. Север, юг, запад, восток — не физические, а вербальные ключи. Посмотрев во вторую часть книги, я понял, что не ошибаюсь. Почти в самом начале первой же главы встречается слово «стадия». Вот посмотри, — говорит он, протягивая мне листок с небольшим текстом.
П о л н а с т а д и о н е с м о т р
и т Г а р в а р д п р о т и в П р и
н с т о н а Т о м а ж д е т о н а а
Д ж и л о т д ы х а е т в к л у б е
и к о р и т А н н у з а к о л е н о
— И что это? — спрашиваю я. — Пол на стадионе смотрит Гарвард против Принстона. Тома ждет она. Хм. Кто это, она? Джил отдыхает в клубе и корит Анну за колено.
— Не очень складно, верно? Но похожие куски встречаются в книге на каждом шагу. А теперь посмотри на зашифрованное слово. Видишь? Стена. Мы получили его, начав от стадиона, от буквы «с». Четыре на юг, десять на восток, два на север и шесть на запад. Это и есть Правило четырех, — говорит Пол. — Все очень просто, если только понимаешь, как работала его голова. Четыре измерения существуют внутри текста. Нужно лишь повторять всю процедуру раз за разом и разделять слова.
