Туман помнил, как судили отца его друга, цеховика, который на суде, защищая своего сына, говорил: «Мне семьдесят пять лет, это моя аппаратура и мои кассеты. Я ветеран ВОВ. Мне под Курском оторвало яйца. Для того чтобы трахнуть родную жену, мне нужно возбудиться, поэтому я смотрю «Греческую смоковницу», это мне помогает»! С учетом того, что он был ветераном ВОВ, ему дали условный срок! А сына бы реально посадили. Туман отогнал нахлынувшие воспоминания и еще раз мысленно поблагодарил Нину за бдительность и осторожность.
Через несколько дней упорного труда с их нового конвейера сошла первая партия «порошка счастья». И пока за городом возобновлялось изготовление наркотика, в городе началась активная расчистка, то есть зачистка! Заодно решили провести профилактическую работу среди новоиспеченных владельцев наркобизнеса, выкупленного у Крымского.
Глава 79
Кто-то страшный расправился с Амиром прямо в парикмахерской. Расслабленно сидевшему в кресле Амиру мыли голову. Вдруг мастера позвали к телефону, и она, извинившись, упорхнула за занавеску служебного помещения. В это время в дверях появился здоровенный небритый клиент и, проходя мимо Амира, поправил на нем салфетку. А затем, вместо того чтобы сесть на стул и ждать своей очереди, что-то вспомнил и вышел на улицу. Вернувшись через минуту, парикмахерша дико заорала и, потеряв сознание, упала на пол. Картина действительно была жуткой. Амир по-прежнему сидел в кресле, запрокинув голову, только в том месте, где раньше были его живые черные глаза, теперь торчали две вязальные спицы.
Андрей почему-то вспомнил Моу Грина из «Крестного отца», который был убит, потому что «его глаза увидели больше, чем смог переварить его желудок». Отогнав наваждение переживаний, Андрей, будучи старшим группы, дал команду операм опросить свидетелей. А сам попробовал разговорить ту парикмахершу, которая стригла Амира. Дело в том, что Амир всегда стригся у одной и той же мастерицы. Но чего-нибудь вразумительного от нее добиться не удалось. Андрей оставил ей визитку и вышел покурить на улицу. «Господи, месяц было тихо, и вот, похоже, все снова началось. Хоть бы дождь перестал. Это невозможно».
– Дай прикурить, – услышал он голос Леночки Скалкиной. Андрей щелкнул зажигалкой и отвернулся. Меньше всего ему хотелось сейчас говорить с кем-нибудь. Но Леночка была не кем-нибудь, а младшим экспертом-криминалистом. К тому же до появления в его жизни Леры они «пару раз пересекались по линии секса», как она недавно ему сказала. Андрей повернул мокрое от дождя лицо и спросил, глядя на Лену с неподдельным профессиональным интересом:
– Есть что-нибудь?
– Если по работе, то ничего любопытного. Бедняга не успел понять, что произошло, и умер с удивленной улыбкой на лице. Впрочем, есть две детали, которые могут тебя заинтересовать. Первая – это то, что спицы очень старые, то есть далеко не современные. От бабушки к бабушке. И вторая – я сегодня после дежурства свободна.
– Лена, не начинай, – вытирая лицо платком, взмолился Андрей. – Мы же все с тобой решили.
– Во-первых, не мы, а ты. А во-вторых, я не начинаю и тем более не заканчиваю, я терпеливо жду. А там как будет, – грустно улыбнувшись, закончила Лена.
Глава 80
В десятом классе Тумана потрясло одно событие. Ему очень нравилась девочка, живущая в соседнем доме. Она ярко и броско одевалась и ни на кого, кроме своего мальчика, внимания не обращала. И вот однажды всех старшеклассников построили на срочно собранную линейку. Рядом с директрисой и завучем стояла заплаканная школьница, в которой Игорь не сразу узнал ту самую красивую и независимую девочку. Она с первого класса дружила с мальчиком, они выросли и полюбили друг друга и после школы решили пожениться. Но вдруг на медосмотре выяснилось, что шестнадцатилетняя девушка уже не девственница, и после унизительных допросов и проверок ее стали водить по всем школам района и позорить на общих линейках в назидание другим девочкам.
…Она рыдала и молчала, не отвечая ни на какие вопросы. А садисты с университетскими дипломами топтали ее юную душу своими грязными ногами.
Через пару дней она на собственном шарфике повесилась в подъезде своего дома, оставив маме и любимому мальчику прощальную записку. Маме – с извинениями за доставленный позор, а любимому – с благодарностью за то, что была счастлива. Мальчишка на похоронах так прижался к лежащей в гробу любимой, что четверо взрослых учителей еле смогли его оторвать. А ночью его с могилы увезли в психиатрическую больницу, где он вскоре и умер, покончив с собой. Этих своих новодомовских Ромео и Джульетту Игорь вспоминал всякий раз, когда думал о том, в какое страшное время ему пришлось жить. Никакая колбаса за два двадцать не способна компенсировать то скотство, которое ему пришлось пережить. Пережить минет в тридцать – это страшно. А в двадцать – это приятно. В двадцать не переживают, а испытывают. А он не испытал, а пережил, с удивлением подумав и осознав, что, оказывается, можно и так!!! Это открытие было для него сродни пороховому колесу. Покатилось и взорвалось. Открытие планетарного масштаба. А ведь есть люди, которые жили и умирали, так и не услышав из любимых губ фразы: «Милый! Я хочу купаться в твоей сперме…». Для которых жизнь, начавшаяся с картинки в чужом букваре, этой же картинкой и заканчивалась…
Глава 81
Вова Мамонт, второй «счастливый» обладатель наследства Юры Крымского, умер страшной и мучительной политической смертью. Ему в задницу забили тротиловую шашку и подожгли длинный бикфордов шнур. Пока горела эта дорога смерти, волосяной покров головы Мамонта поменял свой окрас. Когда до самой шашки осталось несколько сантиметров, пламя чихнуло и погасло. Вову нашли и развязали. Не сказав никому ни слова, он исчез, чтобы больше никогда не появиться. Для авторитетного бригадира отчаянных головорезов он пережил слишком много позора и унижений и умер той страшной политической смертью, которой умирают, уходя в небытие, все сменившие окрас неудачники.
На цыганские точки реализации наркоты, расположенные в частном секторе, Бифштекс просто поставил растяжки, и несколько торчков и цыган, подорвавшись на них, намекнули остальной наркобратии, что точки надо либо менять, либо закрывать вовсе. Когда же снаряд, пущенный из базуки, разорвал красивые ворота цыганского барона, он сразу же дал команду переходить на гадание и романсы, а наркобизнес свернуть до лучших времен.
После отдыха Вася входил в режим тяжело, но радостно. Туман просил только об одном: акции должны быть запоминающимися. Туман, сам долгое время просидевший под «вышаком» и много общавшийся с приговоренными, считал, что казнь должна быть показательной. Ведь если бы государство не стыдливо расстреливало своих граждан в подвалах Лукьяновского централа, а делало это публично на площади Независимости, то и убийств было бы меньше. Если бы Родион Раскольников, сидя в одиночке, ночью слышал бы стук топоров, сооружающих для него виселицу, то не задавал бы себе глупых вопросов: «Кто я? Тварь дрожащая или право имею?». Не имеет права! И никто не имеет! Бог один вправе прощать! В каждом человеке, в душе его, в сердце есть Бог. Так, может, грохнуть этого проклятого Тумана и, взяв Васю, самому раствориться в тумане? Нет, Вася! Ведь за туманом ничего не видно. Ведь он все знает. Значит, работает разведка. У него есть исполнители, кроме Васи. Пусть не такие, но есть. Значит, могут потом достать?! Нет! Толстые и Достоевские – это для умных и впечатлительных. А для нас, вырожденцев и терпигорцев, – Акунины и Донцовы. Так что читай, Вася, попсу и импровизируй на работе, может, куда и вывезет тебя твоя кривая и хромая кобыла.
