– Да.
– Они говорят, что неизвестно, чей это ребенок.
– Они лгут.
– Они говорят, что ты застрелила собственного мужа.
– Кто-то другой прикончил Элгина до того, как я могла бы это сделать.
– Но это был твой муж. Не задирай нос, девчонка. Это пока еще мой собственный дом.
Джини кивнула в знак согласия, но гордо вскинула голову.
– И что ты этим хочешь сказать? Я – твоя дочь, и я привезла сюда моего мужа лорда Ардета. Он ранен.
– Какие-то чужие люди окружили мой дом. Я вынужден был сообщить им, кто я такой, прежде чем они позволили мне войти в мою собственную парадную дверь.
– Прошу прощения. Эти люди наняты для охраны.
Ардет хотел было заговорить, но Хоупвелл заговорил первым:
– Я не знаю, кто вы такой, сэр. Я хочу послушать, что скажет моя дочь.
– Вы никогда не прислушивались к ее словам прежде.
Все понимали, о чем упоминает Ардет, но никто не желал ворошить прошлое, касаться непонятного пока что будущего или полного загадок настоящего. Однако если бы Ардет бросил перчатку, Хоупвелл не отказался бы принять вызов. В самом деле, жена его в слезах. У парадной двери толкутся вооруженные люди, да и у черного хода они явно есть, а весь приход опять начнет перемывать косточки членам его семьи. Все это ему очень не нравилось.
– Полагаю, моя дочь не виновата в вашем ранении. Тем более что и вы в этом уверены и защищаете ее.
– Она моя жена!
В нескольких коротких словах прозвучали одновременно и намерение защитить и ее и себя, и стремление дать отпор в случае нападения. Ардет защищал бы Джини из последних сил и отплатил бы любому, кто попытался бы обидеть ее. Любой человек, даже этот не в меру разбушевавшийся сквайр, безошибочно угадал бы угрозу в его голосе и опасность в его пылающем взгляде. Все они, многочисленные и безымянные собиратели сплетен, были правы по крайней мере в одном: взгляд графа мог любого из них лишить мужской силы.
Хоупвеллу пришлось не по нраву, что его осадил, пусть и молча, человек более молодого возраста и к тому же больной.
– В этом доме Имоджин – моя дочь, – заявил он, а затем обратился уже к ним обоим: – Мне не нравится создавшееся положение и не нужен еще один скандал.
Прежде чем Ардет успел ответить, заговорила Джини, которая вовсе не хотела, чтобы эти два быка бодались до тех пор, пока не пустят друг другу кровь.
– Это положение не нравится нам еще больше, чем вам. Оттого мы и уехали из Лондона.
– Сплетни летят на крыльях, ты сама это знаешь. Мы с твоей матерью живем здесь, а не в Лондоне. И нам не безразлично, что судачат о нашей семье. У женщин, как известно, язык что помело. Говорят даже, что твой граф должен был к этому времени лежать в могиле.
Ардет впервые за все последнее время растерялся: кто должен лежать в его могиле, где она и существует ли она вообще?
Он молчал, и тогда Джини сказала:
– Мой муж силен и здоров. Сейчас он поправляется, спасибо за внимание.
– Мы слышали, что у него была и другая рана.
Джини про себя ругнула лондонского врача, которого их буквально заставила вызвать Лоррейн, чтобы тот проверил работу деревенского хирурга. Пользы от этого шарлатана не было никакой, но он явно наговорил чепухи каждому пациенту, у которого побывал после этого. Ардет впал в самое мрачное настроение, и Джини поспешила сказать:
– Он участвовал в сражениях. Хоупвелл покачал головой:
– Говорят, это выглядит так, словно ему хотели вбить кол в сердце.
Эти слова мгновенно вывели Ардета из мрачной задумчивости. Джини почувствовала, что он пришел в негодование, поняла это с той же уверенностью, как и свое собственное возмущение. Однако первый взгляд на тот ужасный рубец вызвал у нее примерно такую же мысль – правда, всего на мгновение, пока она не упала тогда в обморок. Чье бы то ни было подозрение, будто Ардет относится к разряду упырей, было омерзительным. Да, он человек со странностями, но это его собственные, личные странности. И он хороший человек. Она не раз в этом убеждалась.
– Я уверена, что такой образованный человек, как ты, папа, не может верить в невежественную чушь вроде вурдалаков и чудовищ-людоедов из старых сказок. Предрассудки и суеверия в наше время просто смешны. Ардет много времени провел в чужих странах, где не умеют правильно лечить, вот и все.
– Выходит, он потому и говорит на каких-то чудных языках.
Джини топнула ногой.
– Он говорит на иностранных языках, а вовсе не на каких-то тарабарских наречиях религиозных фанатиков. Он знает французский, немецкий, русский, итальянский, испанский…
Джини были известны и другие, но она не думала, что на ее отца произведет хорошее впечатление о хинди или китайском.
Она была права.
– Да-да, но какое отношение это может иметь к достоянию человека?
Сквайр Хоупвелл вполне обходился английским языком, ему этого было достаточно.
– Если вы желаете поговорить о моем денежном достоянии, сквайр, – вмешался Ардет, пока отец и дочь вообще не забыли о его присутствии, – то я готов показать вам свои чековые книжки и договор о средствах, причитающихся Джини как моей законной жене. Это право отца – убедиться в состоятельности претендента на руку его дочери. Я не могу называть себя «претендентом», поскольку мы yжe вступили в брак, но, к вашему сведению, леди Ардет уже имеет собственное состояние и различную недвижимость.
Сквайр немедленно изменился в лице и даже не дослушал эту часть информации. Он бросил на жену выразительный взгляд.
– Ну, как я полагаю, графиня всегда наша желанная гостья. Твоя матушка спустит с меня шкуру, если я не предложу вам лучшие комнаты.
– Ну а как насчет просто дочери? Разве дочь не всегда желанная гостья? – не удержалась от вопроса Джини.
Ардет не стал дожидаться ответа сквайра. Он встал и, опираясь на спинку кресла, передал Джини ее шаль, предварительно выпутав из нее спящего ворона. Взял Джини под руку и сказал:
– Я забыл сказать вам, дорогая, что получил приглашение леди Кормак погостить у них недельку и не обременять ваших родителей. Нам следует выехать вовремя, чтобы успеть переодеться к обеду.
Джини с радостью приняла эту спасительную ложь.
– О, дорогой, а я даже не посмотрела на часы. – Она сделала легкий реверанс родителям скорее из вежливости, нежели из почтения. – Так приятно было увидеть вас в добром здравии. Передайте Брайсу мой привет, а Джорджу мое пожелание поскорее найти богатую невесту.
Теперь уже миссис Хоупвелл бросила выразительный взгляд на мужа. Тот откашлялся и сказал:
