— Надеюсь. Буду тебя выглядывать.
Я смотрела только на Фрэнка. Не хватало еще обещать мужчине, которому я не интересна, что буду его выглядывать. Я пошла к выходу, но у двери все же не справилась с собой и обернулась. Отец Фрэнка закрыл телефон и получил хороший пинок по ногам.
— Ты даже не попрощался, пап! — отчитал его сын.
После этого странного завтрака я ехала на верхнем этаже автобуса, думала о Фрэнке и о том, насколько он мне понравился. А отец? В магазине игрушек — очень понравился, но там он не висел на телефоне. С телефоном у него явные проблемы. И с едой. Кто вообще в наше время ест кровяную колбасу? Тренировки ему не помешают, да и диета… Я вздрогнула, сообразив, что строю планы на человека, которого совершенно не знаю. Сделав глубокий вдох, сосредоточилась на том, чтобы принять жизнь и всех окружающих такими, как есть. Всех — включая и себя, вместе со своим стремлением к совершенству.
Недалеко от Гайд-парка автобус затормозил на перекрестке. Я вытянула шею: Парк-лейн впереди стояла, и оставалось только надеяться, что пробка ненадолго. К часу дня меня ждал фотограф на съемку для рекламы мобильного телефона. Эта мысль вернула меня к отцу Фрэнка. Пока он говорил по мобильнику, я заметила, какие сильные у него руки и как мило вьются волоски на запястьях. Я думала об отце целых три остановки, а потом переключилась на сына. Интересно, где его мать. Быть может, родители разошлись, а то и развелись официально. Ничто с такой легкостью не убивает новые отношения, как прежние, не до конца завершенные, — и я все гадала, женат отец Фрэнка, одинок или с кем-нибудь встречается. Жизнь научила меня остерегаться мужчин, которые цепляются за прошлое, обгладывая косточки, а потом и скелет повсюду таскают за собой. За столиком в кафе отец Фрэнка почти не обращал на меня внимания. Скорее всего, у него есть женщина. Возможно даже, мать Фрэнка — наилучший вариант. Но нет, поведение Фрэнка заставляло усомниться в существовании матери: ребенок явно искал мать во мне. Да я и понравилась ему из-за рекламы; он думал, что у меня есть ребенок.
Хорошо, допустим, матери нет, — но это вовсе не значит, что отец Фрэнка не связан с женщиной, недостижимость которой превращает ее в идеал. Сам он достаточно оригинален, чтобы заполнить собой грезы любой женщины, но в нем чувствуется прямота. Не исключено, что он отец-одиночка с постоянной подружкой, которую навещает дважды в неделю. Я была не прочь удовлетворить любопытство и благодаря информации Фрэнка получила такой шанс. Можно заглянуть в кафе в понедельник, завести разговор…
Мои мысли прервал телефонный звонок. На экране высветилось: «Нет номера».
— Алло?
— Это я.
От звуков этого голоса у меня застучало в висках и кровь прилила к щекам.
— Да… — выдохнула я, поражаясь власти, которую надо мной до сих пор имел Миллиардер.
— Я сегодня вечером в Лондоне.
— Да…
— Поужинаешь со мной?
Ответ мог быть только один — «нет», но я колебалась, в глубине души мечтая вернуться в жизнь Миллиардера хотя бы на одну роскошную ночь. Мне хотелось, чтобы он оценил мои успехи. Чтобы он гордился мной.
— Итак? Вечером «У Аннабель»? Я за тобой заезжаю?
Этот клуб давно перестал внушать мне благоговейный ужас. И платье превосходное ждало подходящего случая. Как это романтично — отправиться туда с Миллиардером, словно мы только что познакомились… Я представляла, как увижу его после долгой разлуки, а мой голос уже произносил:
— Извини. Я бы с удовольствием, но сегодняшний вечер занят.
— Что ж. Как-нибудь в другой раз. — И после вежливого прощания он отключился.
Желание сбежать от реальности, как прежде, накрыло меня с головой. Но я устояла. Я была в автобусе и ехала на встречу с фотографом. Я не предала свою собственную жизнь.
Нужный адрес я нашла с опозданием на четверть часа, в панике нажала звонок — и глазам не поверила, когда дверь открыл отец Фрэнка.
— Я был прав. Вы за нами шпионите, — сказал он.
— У меня договоренность с Гэвином. — Я боялась взглянуть ему в лицо.
— Гэв не успевает — какие-то дела задержали.
— А кто будет снимать?
— Я. Если не возражаете. В любом случае, это только проба.
— Да, конечно. Как скажете, — отозвалась я рассеянно, если не холодно. Кажется, я боялась, что он прочтет мои мысли. Или же до сих пор страдала из-за отказа Миллиардеру.
— Как скажете? И что это значит, позвольте узнать?
Я опустила на пол свою сумку и вынуждена была встретиться взглядом с отцом Фрэнка.
— Это значит — я рада, что снимать меня будете именно вы. Если, конечно, вы действительно фотограф.
Довольно жалкая попытка флирта, но по крайней мере мы оба улыбнулись. Лишь теперь я смогла оглядеться: он провел меня в подобие кухни с фотографией Фрэнка на стене.
— Вы здесь живете?
— Да. Гэв — мой приятель. Он снимает студию, но все мы живем здесь.
Все? Кто это — все? Он с Фрэнком? Или с Гэвином? Мне вдруг так захотелось, чтобы у него не было женщины — и мужчины, если уж на то пошло.
— Кто живет? — поинтересовалась я по возможности небрежнее.
— Мы с Фрэнком.
Вздох облегчения я поспешила замаскировать очередным вопросом:
— Сколько Фрэнку лет?
— Десять. А у вас есть дети?
— Нет. Я живу одна.
Он усадил меня на стул, начал возиться с освещением. Наконец, опустившись на колено, взглянул в объектив.
— И давно одна живете?
— Слишком давно.
— Эй, выше нос! Готовы?
— Как вам кажется?
— По-моему, готовы.
— Значит, готова.
— Три, два, один. — Щелчок, жужжание аппарата — и сексуальный смешок фотографа. — «Поспешишь — людей насмешишь»; «Лучше поздно, чем никогда». А я так предпочитаю другую поговорку: «Или сейчас — или никогда». Хотя изредка не возражал бы против одиночества.
— И все же жить с тем, кого любишь, куда лучше.
Я замолчала: он поправлял мне воротничок блузки, и от прикосновения его пальцев к шее меня будто током пронизало.
— Любовь — религия двадцать первого века. В нее теперь все верят. — Он поменял свет.
— Поразительно, что мы не теряем веру, ведь любовь часто приносит разочарование.
— Ничто в мире не совершенно, — отозвался он в тот миг, когда из-за занавески в дальнем конце студии появился совершенный в своей красоте юноша в одних трусах-боксерах.
— Доброе утро. — Юноша сонно взъерошил длинные волосы. Он шлепал по студии полуголый, в половине второго дня, — и его не коснулась даже тень смущения.
— Кто это? — шепнула я.
