— Они такие красивые, — бормотал он. — Люблю твои волосы. — Он погружался в них лицом, прямо у нее за ухом. — Мне нравится их запах, и мне нравится чувствовать их. Я хотел прикоснуться к ним, но уже не верил, что у меня будет шанс.
Кэйт повернулась к нему, и он прильнул к ее рту губами. Она не могла понять, что ей нравилось больше: когда он использовал губы, чтобы целовать ее, или когда говорил с ней. Руки его были столь же красноречивы. Они чудесным образом скользили от ее груди к бедрам, всякий раз все дальше, затем снова вверх к ее губам, становясь все увереннее, все откровеннее и даже отзывчивее к ее ощущениям.
Кэйт всегда испытывала какую-то неловкость и неудовлетворенность, занимаясь любовью с кем-либо первые несколько раз. Но с Билли все было иначе. Он слышал и ощущал каждое ее дыхание, легкое движение тела. Она могла просить его о чем угодно, не произнося ни слова. Но ей не о чем было просить. Он был нетороплив, опытен и ловок, но, кроме того, она ощущала такой поток чувств, такой водоворот эмоций, что тонула в нем с головой. Занимаясь любовью, Билли все время не отрывал своих губ от ее губ, и ей казалось, что он умеет целовать сотней способов, всякий сочетая с его или ее движениями. Он отрывался от ее губ только для того, чтобы взглянуть на нее, или если он устремлялся губами к ее соскам и затем ниже.
Он доводил ее до предела своей рукой и губами, потом движениями тела, потом снова рукой, пока Кэйт не охватывал трепет. Она едва могла перевести дыхание, но это было чудесное ощущение, ей не было страшно. Когда она касалась его рукой, он дышал так глубоко, что она испытывала не меньшее наслаждение, чем от его движений. Она не знала, сколько времени прошло, когда он вошел в нее в последний раз, и, когда они оба уснули, обессиленные и удовлетворенные, он продолжал обнимать ее рукой, прижимая к себе, даже когда они спали.
Глава XXXVI
Кэйт открыла глаза. Где она? Так бывает, когда просыпаешься в новом месте. Это потолок не ее квартиры и не спальни Майкла. Она повернула голову и увидела Билли, еще спавшего. События прошедшего дня мысленно пронеслись перед ней. Кэйт улыбнулась и покраснела, но, что было неожиданно — она ни в чем не раскаивалась.
Пока они спали, ее волосы растрепались, и сейчас рыжая прядь вилась вокруг плеча Билли. Просто смотреть на его руку, покоившуюся на простыне и залитую солнечным светом из окна, — одно это вызывало в ней ощущение… запредельного счастья. То было чувство, к которому она не привыкла.
Кэйт потянулась, блаженствуя. Столь полное ощущение счастья невозможно удержать долго, и она была достаточно мудра, чтобы не пытаться. Но сейчас она лишь просто пьянела от солнечного света, меж спутанных простыней и упивалась моментом. Она не думала о сексе, хотя он и был исключительно хорош. Просто она смотрела на Билли, и вид волосков, так красиво выстроившихся на его предплечье, казалось, еще усиливал ощущение теплоты, комфорта и защищенности. Это был момент чистого восторга.
Медленно, чтобы не разбудить его, она подняла голову, чтобы разглядеть его лицо во сне. Даже неподвижные, его черты отличались поразительной красотой и живостью. Судя по их беседам вчерашней ночью, она поняла, что Билли — не рядовой красавчик. В конце концов, Стивен по-своему тоже очень красив. Но у Билли была глубина чувств, способность к сопереживанию и пониманию, на которые Стивен не способен из-за своего нарциссизма.
Словно почувствовав на себе испытующий взгляд, Билли открыл глаза.
— Привет, — сказал он, и его голос немного понизился в середине слова, в его приветствии услышались и уверенность в себе, и пожелание счастья. Кэйт снова покраснела и на этот раз смутилась. Она опустила голову на подушку. Билли приподнялся на локте, склонился к ней и поцеловал. Его поцелуи были так чувственны, так изысканны и нежны. Это напомнило ей, как они занимались любовью, как его губы почти не отрывались от ее рта, исключая те моменты, когда он целовал другие части ее тела. Он приподнял голову.
— Доброе утро, — отозвалась Кэйт и поправила простыню.
— Теперь ты — моя узница. Оставайся в моей постели на всю жизнь.
Кэйт подумала, что это было бы восхитительно, но она только улыбнулась в ответ.
— Который час? — спросил Билли, падая на спину и зевая.
Кэйт не имела понятия. В эту минуту она не могла вспомнить, какой сегодня день, и это тоже было восхитительно. Лежать в его постели и чувствовать себя подвешенной во времени. Если бы ее попросили выбрать чувство, которое достойно того, чтобы длиться вечно, то более подходящее было бы трудно найти. Затем она заставила себя повернуться и взглянула на часы на ночном столике.
— О, боже, — выдохнула она. — Сегодня же пятница! И уже почти девять. Мне нужно позвонить в школу, — сообщила она ему, в ужасе падая на постель. Не могла же она выскочить из его квартиры и бежать сломя голову, на ходу собирая пожитки, да и все равно она бы слишком поздно появилась в школе. Кэйт еще никогда не пропускала на работе двух дней подряд. Даже когда она подцепила желудочную инфекцию, распространившуюся в школе, она ухитрилась выйти, отлежавшись только один день. Дети вправе всегда рассчитывать на ее помощь. Но учебный год заканчивался, рабочий день был наполовину сокращен, и ей оставалось только написать отчеты и характеристики для администрации и родителей. Она обязана еще привести в порядок записи, но все-таки она имела право хотя бы однажды в первую очередь подумать о себе. Доктора Мак-Кея все же нужно было предупредить. Как раз сейчас время продления контракта, и не следовало идти на конфликт. Но уйти она была не в силах. Билли смотрел на нее, вопросительно выгнув брови.
— Работа, — сказала она. — Мне нужно позвонить.
Он взял телефон и протянул ей.
— Бери, — сказал он. — Пока ты не звонишь другому мужчине, все мои минуты — твои.
— Это не совсем мужчина, он — директор, — поведала ему Кэйт.
— Что же, я рад, что у тебя есть хотя бы один принцип[24], — пошутил он, целуя ее вновь, пока она набирала номер Эндрю Кантри. — Когда ты появилась, я в этом не был уверен. — Она состроила гримасу и оттолкнула его. Он лег и принялся играть прядью ее волос.
Когда Вера, секретарша доктора Мак-Кея, ответила, Кэйт почувствовала облегчение. Она спросила доктора Мак-Кея в надежде, что его нет на месте, чтобы просто оставить сообщение.
К сожалению, Вера соединила ее, и Кэйт услышала гнусавый голос директора по ту сторону телефонной трубки.
— Мак-Кей, — представился он. — Да?
— Это Кэйт Джеймсон. Очень сожалею, но я не смогу опять сегодня прийти.
На том конце было тихо. Удивительно, какая сила воздействия заключена в молчании. Ей хотелось заполнить паузу, выпалив извинения, но она сдержала себя.
— Вы все еще нездоровы? — наконец спросил доктор Мак-Кей.
