Книга Форсайты - Зулейка Доусон

Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 155

– Все уже собрались? – спросил Джон сестру над ее головой.

Вопрос, заметила она, был как высохшая кость – полый и ломкий. Холли решила, что ей следует внести в разговор бодрую ноту.

– По-моему, только Вэл и Джун, – ответила она. – Я рассталась с ними на лестнице перед твоим Стаббсом. Джун втолковывала ему, что Стаббс писал не собственно лошадей, а образы лошадей, определяемые требованиями эпохи, когда он писал, и отражающие ее. В свои семьдесят она чудо, ты согласен?

– Да, конечно.

Все то же, и Холли продолжала тем же тоном:

– Так мило, что она все-таки приехала. Ей всегда трудно расстаться с галерей даже на час.

– Да.

– Кажется, у нее сейчас промежуток между гениями.

– А!

– Очень удачно для ужина в честь твоего дня рождения…

Холли увидела, как подбородок брата вздернулся еще на дюйм.

– Да? – ответил Джон, и Холли в первый раз услышала новую твердость в его голосе.

Она завершила вполне сносный узел и подняла маленькую желтоватую руку к его лицу, но Джон быстро отвернулся. Ласковое прикосновение его руки, каким он отодвинул ее пальцы, сказало ей, что ему неприятно быть резким, но жест говорил сам за себя.

Джон отошел к открытому окну и подставил лицо розовато-лиловому вечеру. Он уперся коленом в диванчик под окном и костяшками пальцев – в подоконник. Холли сзади увидела, как его плечи поднялись в глубоком вдохе. Теплый воздух пахнул ей в лицо божественной смесью яблоневого цвета и древесного дыма, у нее сжалось сердце. Взяв футляр, она молча встала рядом с братом у окна.

Свет снаружи достиг точного равновесия между дневным и ночным. Вечер словно ложился на мольберт нежными пастельными тонами, и тени были угольными мазками, оставленными подушечкой большого пальца художника. С этой стороны дома открывался вид на яблоневый сад – источник щемящего душу аромата. Яблони стояли среди волн собственных цветков, катящихся к смутному среднему плану, а вдали за легкими туманами гряда холмов казалась светлой полосой облаков на горизонте.

Слышны были лишь голоски мириадов невидимых насекомых да сонное воркование голубей, когда-то принадлежавших Энн. Потом Холли сказала:

– Станет легче, Джон.

– Может быть, не следует, чтобы становилось легче. Может быть, я… не хочу…

Сводные брат и сестра вновь погрузились в молчание, столь же плохо уравновешенное, как и их родство. А к воркованию голубей, заполняя вакуум, присоединились вечерние песни разных пичуг. Только дрозд вырвался из хора и с беззаботным криком пронесся над лужайкой. А внизу на скрытой от них террасе вдруг затеяли салочки брат с сестрой. Два юных голоса, удивительно похожие, зазвенели в заразительном смехе и сразу оборвались, когда осаленный вбежал в дом.

– Помню, когда мы с Джолли были маленькими, – сказала Холли, – и не могли с чем-нибудь справиться, папа говорил: «Если, ребятки, сейчас будете увертываться, то потом все покажется вам только труднее и хуже…»

Джон удивленно улыбнулся. Разрыв в возрасте между ним и сводными сестрами был так велик, что он всегда чувствовал себя единственным ребенком их общего отца.

– Он и мне это говорил…

– Да? – задумчиво сказала Холли. – Так он был прав. Иногда выход есть только один – посмотреть правде в глаза.

– Думается, отец был всегда прав. Но, Холли… я думал… думал, что посмотрел правде в глаза… принял смерть Энн. Сполна. Но…

– Так и есть, Джон. Ты держался поразительно, все так говорят. Но мне кажется… – в ее голосе появилась нежная заботливость, – что… ты жесток с собой. Нельзя без конца искупать то, в чем ты не виноват.

Джон прижал подбородок к груди. Как всегда, Холли распознала болезненную правду и нашла самый мягкий способ выразить ее. Он виновато кивнул. Холли опять прижала руку к его щеке, и он не уклонился.

– Последнее время я много думаю об отце, – сказал Джон наконец, опустившись на диванчик. – Он пережил это дважды… о! – Он чуть было снова не вскочил. – Я хотел сказать…

– Я понимаю, Джон.

Холли села рядом с ним и на мгновение сжала его пальцы. Взгляд ее оставался таким же теплым. Простить этот нечаянный скрытый намек на смерть ее матери было легко. Она знала своего брата. Это была неосторожность, а не небрежность.

Джон мрачно смотрел на свои руки – от ее прощения ему не стало легче.

Холли все это время выжидала удобного момента. Но выбирать особенно не приходилось, и она взяла лежавший у нее на коленях футляр.

– Я знаю, ты просил не делать тебе подарков…

– И ты обещала!

– Да… Но это другое. Я давно хотела, чтобы они были у тебя.

Она протянула ему старый квадратный сафьяновый футляр. Джон взял, чтобы не обидеть ее, но в душе надеясь, что подарок не слишком дорогой. Чувствуя на себе взгляд Холли, он открыл крышку.

Внутри на выцветшем бархате лежали старинные «охотничьи» часы. Джон положил на ладонь идеальный золотой круг. Истертая поверхность создавала ощущение маслянистой гладкости. Он понял, что они что-то символизируют, но не знал – что, и вопросительно посмотрел на сестру.

– Дедушкины, – негромко сказала Холли.

Джон сжал свободной рукой ее запястье, и она продолжала:

– Он оставил их Джолли, и они попали ко мне с его вещами, когда…

У нее судорожно сжалось горло, и она умолкла.

– …когда он умер, – сказал Джон также негромко, – …за год до моего рождения. Но, Холли, как ты можешь с ними расстаться!

– Я и не расстанусь, если они будут у тебя, Джон. Я так давно этого хотела, но все было как-то не ко времени. Если бы Джолли остался жив, они теперь, наверное, были бы у его сына. Так что, видишь, они твои по праву.

Подарок тяжким бременем лег на сердце Джона – он не хотел его, но и не мог отказаться. Джолли – первенец его отца! Его брат, которого он никогда не видел, погибший в Трансваале на войне с бурами. Джолли – уменьшительное от Джолион: смерть освободила родовое имя для него, а какой слабой заменой он себя чувствовал!

Вот самая суть того, что он так давно ощущал. Что с тех самых пор, как он себя помнил, – с момента рождения, казалось ему, он был втянут в водоворот событий, которые от него не зависели и ему не подчинялись. Все больше и больше он ощущал сеть обстоятельств, стягивающуюся вокруг него. Если бы Джолли остался жив… Пожалуй, это было бы лучше всего. Сын Джолли мог бы носить это имя не хуже, чем он, а, вернее, куда лучше.

Он посмотрел на Холли, чувствуя себя неблагодарной скотиной из-за этих мыслей, но не думая, что ошибается. Он выдавил из себя благодарный взгляд.

А у Холли защипало глаза, и розовые тона заката проступили на ее щеках. Ее кровь инстинктивно отхлынула от хрупкого барьера впереди, столь важного для Форсайтов – и молодых и старых, – барьера, отделявшего то, что чувствовалось, от того, что показывалось другим. Она укрыла влагу в глазах ресницами, поглядев на часы на ладони Джона.

Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 155