Рик выдохся и смолк.
— И что теперь будем делать мы? — спросил Рено.
— Мы через это пройдем, — ответил Рик. — Я уже сообщил Ласло, что мы ударим послезавтра. Мы придем на мост, вооруженные до зубов. Наша бомба и наши стволы будут на взводе — может, придется защищаться, когда Гейдриховы молодчики явятся ловить заговорщиков.
— В том-то и дело, — заметил Рено. — Они положат нас на месте.
— Не положат, — сказал Рик. — Во-первых, они не будут знать, кого искать. Во-вторых, мы их будем ждать, и, значит, как только увидим, свернем операцию и останемся героями. Перебазируемся в церковь Святого Карла Борромео, дадим шифровку Майлзу, запросим эвакуацию и останемся в живых, чтобы продолжить бой завтра. Вернувшись в Лондон, вы составите свой отчет для Сопротивления — не морочьте мне голову, я соображаю, по какому вы тут делу, — и сообщите, что британцы — свиньи и предатели, за кого их и держат французы. Что до меня, то мы с Сэмом откроем новый ночной клуб. Лондону не помешала бы приличная ночная жизнь.
Рено улыбнулся. Маленький симпатяга капитан из Касабланки прогнал прочь угрюмую образину мсье Буше.
— Рики, вы превзошли себя, — сказал он, растаяв. Он уже смеялся над своей меланхолией. — Что меня в вас, кроме прочего, всегда восхищало, так это ваша дальновидность. Вы обо всем подумали.
— Кроме одного, — сказал Рик.
— Ильзы Лунд.
— Именно.
Нет уж, над этим Рику раздумывать не стоит, решил Рено. Есть вещи, которыми должен заняться Бог.
— Один вопрос: сообщим ли мы Ласло и остальной группе, что Гейдрих не собирается являться на наше маленькое рандеву?
— Очевидно, нет, — сказал Рик.
— Значит, только мы двое? Выходит, это наш маленький секрет?
Рик коротко кивнул.
— Превосходно, — хитро сказал Рено. — Не в первый раз. Но притом вы понимаете, что, вполне возможно, в этой игре ни один из нас не выиграет? Что мы оба проиграем?
— А иначе зачем бы я стал играть? — ответил Рик. — Осточертело выигрывать шулерскими костями.
— Если Ласло пронюхает, что вы знали, будто Гейдрих поедет другой дорогой, тогда ни ваша жизнь, ни, как ни жаль, моя не будет стоить…
— Фуфлыжного четвертака, — закончил Рик.
— Точно, — согласился Рено. — Что бы ни значило это слово. — Он поерзал в кресле. — Теперь позвольте мне обрисовать ряд альтернатив вашим выводам. Во-первых, тому, что Гейдрих послушается предостережения, засада пойдет насмарку, мы благополучно смоемся в Лондон и будем счастливо жить до самой смерти. Привлекательная гипотеза, но маловероятная.
— Почему?
— Потому что британцы учуют неладное в ту же минуту, как мы вернемся. Вероломный Альбион всем странам мира приписывает собственную двуличность. Нам еще повезет, если нас не пристрелят в первые двадцать четыре часа после приземления в Лондоне.
— Тут вы, может, и правы.
— Тут я безусловно прав, — сказал Рено. — Перейдем к пункту номер два. — Он секунду повозился с портсигаром, открыл. — Предположим, Гейдрих, несмотря на предупреждение, возьмет и явится на рандеву со смертью, взяв с собой без счету солдат. Что тогда?
— Рванем оттуда со всех ног, — ответил Рик.
— И нас убьют, не немцы, так чехи, не чехи, так британцы. Не важно: итог все равно один.
— А почему британцы? — спросил Рик.
— Разве можно, чтобы все узнали про неудавшееся покушение Союзников на одного из верховных фашистов? По-моему, ни к чему. — Рено изобразил, как лает пулемет в тюремном дворе. — Возможность номер три: Гейдрих едет по Карлову мосту, мы его поджидаем, и вопреки всем вероятиям Ласло удается закинуть бомбу в машину, и вопреки еще большим вероятиям она взрывается, и вопреки вообще любым вероятиям, какие ни назовите, Гейдриха убивает. Что тогда?
— Я и сам об этом думаю с самого Южного Кенсингтона, — ответил Рик. — После всего, что вы сейчас сказали, я не понимаю, зачем британцам наше возвращение.
— И я, — поддержал его Рено. — Спасательный самолет не прилетит, нас всех схватят и расстреляют, а британцы нас преспокойно дезавуируют. Вас с Ласло заставят наблюдать участь Ильзы, прежде чем вы примете свою. Потом немцы взаправду рассвирепеют и сровняют с землей целые города, а может, и небольшие страны, спасибо пашей опрометчивой выходке. Этого ли мы хотим?
— Я-то хочу другого, — сказал Рик, — да меня никто не спрашивает.
Рено оглядел друга с ернической отрешенностью. Сейчас они играли в самую опасную игру своей жизни, и вот — сидят и обсуждают будущее, словно болтают о ближайшем футбольном матче, к результату которого оба питают слабый интерес.
Что ж, может быть, это и впрямь не важно. Путь отступления из Праги с самого начала казался Рено маленькой отговоркой для приличия. Получится у них или нет, ни одна из враждующих сторон не захочет их принять или хотя бы признать знакомство. Но все равно — убьют ли они Гейдриха или, что гораздо вероятнее, их самих поубивают на месте или повяжут и убьют позже — скоро все закончится.
— Рики, — наконец сказал он, — какого исхода вы бы хотели? В смысле, если бы вы могли устроить так, чтобы все случилось в точности по вашему желанию, — как бы оно было?
Рик зажег новую сигарету, чтобы лучше думалось.
— Не знаю, — сказал он. — Пожалуй, я бы сказал, пусть Гейдрих умрет, а больше никто не пострадает; а мы благополучно улетим и будем жить долго и счастливо.
Рено улыбнулся:
— Кроме Виктора Ласло, вы хотите сказать.
— Может быть.
— Какие уж тут «может быть». Право, не знай я вас лучше, я бы предположил, что всю эту кашу заварили вы сами, чтобы погиб Виктор Ласло, а не Рейнхард Гейдрих.
Рик поднялся и заходил по комнате.
— Но Гейдрих заслуживает смерти, потому что он фашист и убийца, головорез и бандит! Потому что, если он не умрет, пострадают миллионы людей. И все же…
Рено не предложил решения для Риковой дилеммы. Вместо этого он сказал:
— В Касабланке Виктор Ласло кое-что сказал майору Штрассеру у меня в участке, и это нейдет у меня из головы: если с ним что-нибудь случится, сотни таких же, как он, поднимутся по всей Европе, чтобы занять его место. Не верно ли то же самое и про Гейдриха? Допустим, мы сможем его убить. Другие такие же, даже хуже, только и ждут — с нетерпением! — занять его место. Я хотел бы верить, что запас хороших парней в этом мире побольше, чем запас плохих, но вот именно сейчас я бы на это не поставил.
— Так вы хотите сказать?.. — начал Рик.
— Так я и говорю: что бы мы ни решили и что бы ни сделали, по большому счету, главный итог определят не наши действия. Своими силами, Рики, нам эту войну не выиграть, и если у нас есть мозги, мы и пытаться не станем. Мы можем только надеяться выбраться отсюда живыми.
