Их тела, еще влажные, перламутрово светились в полумраке.
— Как там будет моему отцу?
— Он же со своей любимой, и это — главное, а где они находятся — уже не имеет значения.
— Я себе представить не могу другой мир, на противоположном конце галактики или даже вселенной!
Их пальцы переплетались, плотно смыкались, размыкались, захватывали друг друга. С деликатным усилием освободившись из взаимного плена, кончики пальцев нежно кружили по ладоням, запястьям, скользили выше… У них это стало обрядом.
— Я люблю тебя, — прошептал Давид.
Джоа не ответила. Давида что-то тревожило:
— Я не знаю, что будет дальше.
— Давай сначала проживем эти две недели. — Она пожала плечами.
— Джоа…
Он поцеловал ее руку и прижал к своей щеке.
— Ты вернешься домой?
— Нет.
— Почему?
— Потому что все будет уже не так, как прежде.
— Но ты будешь не одна.
— Я знаю, что в Барселоне со мной будешь ты. Но тут… дело… во мне.
— Никто ничего о тебе не знает. Судьи долго еще будут приходить в себя, а хранителям некого теперь опекать.
— Разве?
— Ты имеешь в виду себя и оставшихся двух девушек?
— Да, и в первую очередь — именно их. Ничего не закончилось, и ты об этом знаешь. — Джоа старалась сгладить свою категоричность мягкостью тона. — Я остаюсь тем, кто я есть.
— Кем же?
— Странным созданием, представляющим особый интерес для одних, опасность — для других и вызывающим любопытство у большинства…
— Никто не причинит тебе вреда.
— Те же американцы могут снова попытаться меня похитить. Или кто-нибудь из судей, окончательно сбрендив, решит, что я не заслуживаю права находиться среди людей. Я не желаю жить в страхе, Давид. Не выдержу этого. Ты думаешь, если я вернусь в Барселону, у меня там будет нормальная жизнь? Я не смогу оглядываться после каждого шага или, того хуже, все время заглядывать под кровать. Да, рутина меня расслабит, а постоянное напряжение — сведет с ума.
— Значит, следует взять тебя снова под нашу опеку. Хранители продолжат свое дело, оберегая вас троих, хотя мы пока и не знаем, где находятся другие девушки.
— И так всю жизнь?
— Я готов.
— Милый, я не могу связывать тебя такими обязательствами.
— Не говори так, — помрачнел Давид. — Связывать обязательствами? Ты так это называешь?
— Мы будем видеться, когда ты захочешь или когда это будет нужно нам обоим, и каждая наша встреча будет чудом, каждый проведенный вместе день — блаженством, неделя — вечностью. Весь мир в нашем распоряжении, а современные технологии помогут нам быть в постоянном контакте.
— Но это же совершенно другое дело.
— Тем не менее, Давид, должно быть именно так. Иначе ничего не получится. Или я — не я.
— Мы…
— Мы должны, и может быть только так, а не иначе, — перебила она его.
— Я хочу другого.
— Мы должны! — Джоа начинала терять терпение.
— У тебя нет финансовых проблем, ты можешь жить на два, три или больше домов, переезжая из города в город и перелетая с континента на континент, но я-то — простой преподаватель, и хотя у нас есть фонд, я не могу в личных целях его использовать.
— Зачем ты так? У тебя всегда будет авиабилет, стоит тебе только пожелать. Не все пары живут под одной крышей.
— Как ты можешь быть такой… сильной?
— Я вовсе не сильная! — Голос ее дрогнул, рука нежно коснулась щеки Давида. — Но таковы обстоятельства. И я должна учитывать их, и ты — тоже, хочешь ты этого или нет. Время от времени я буду приезжать в Барселону, потому что там мой дом, но ни там, ни в каком другом месте я не смогу оставаться надолго.
— Ты будешь искать родителей?
— Я буду искать возможность если не добраться до них, то, по крайней мере, чтобы они услышали меня. Если отец смог вновь обрести маму, я тоже смогу. Нужно только время и терпение, чтобы отыскать их. Отец часто повторял мне: в мире все взаимосвязано. Античность, древний мир — это не только отжившее прошлое, это — система указательных знаков, установленных во многих регионах, на обширных территориях нашей планеты. Они продолжают действовать, но значение многих утрачено, и его требуется восстановить, ездить по миру и открывать заново. Пирамиды в Египте, Петра в Иордании, Ангкор в Камбодже, памятники других культур здесь, в Мексике… Я не смогу жить на одном месте, меня не оставят в покое — либо кто-нибудь попытается использовать меня во вред другим, либо вредить и причинять боль будут мне. У меня нет другого выхода, Давид. Так что я займусь этим, а заодно постараюсь познать саму себя — кто я, какими способностями обладаю. То, чем я собираюсь заняться, — тоже важное и ответственное дело.
— Но ты же говорила, что они вернутся… — Давид почти сдался, но все еще надеялся и, придвинувшись к Джоа совсем близко, так, что их тела соприкасались, заглянул ей в глаза.
— Родители вернутся. Придет день — и обязательно вернутся. Да, можно набраться терпения и ждать, но я, повторяю тебе, не смогу смириться и сидеть сложа руки. Как отец искал маму, не зная ни дня, ни минуты покоя, так и я отныне буду искать возможность приблизить день нашей встречи.
— Где-то я вычитал, что Эйфелева башня в Париже является антенной, при помощи которой инопланетяне осуществляют за нами наблюдение.
— Звучит неправдоподобно.
— Так же, как искать канал связи или, как ты говоришь, возможность, чтобы они тебя услышали…
Запиликал мобильный телефон Давида. Качество сигнала было, очевидно, не самым лучшим. Давид почти кричал в трубку и беспрестанно двигался по номеру, чтобы найти место, где слышимость была бы более или менее устойчивой. Наконец ему пришлось выйти на террасу.
Джоа смотрела на его силуэт и на закат за ним. Она знала, что это всего лишь короткая передышка. Впереди был трудный путь.
Утренние газеты писали о небывалом природном феномене — как ураган бесследно рассеялся, когда его глаз достиг Чичен-Итцы. Объяснений не было ни с точки зрения физики, ни метеорологии. Единственная версия, имевшая в основе хоть какие-то факты, была слишком фантастична, чтобы в нее поверить. Речь шла о пророчествах древних майя, о предсказанном ими конце света в двадцатых числах декабря 2012 года.
Но мир не рухнул, свет не угас. Человечество не вступило в новую эру, в более высокую фазу развития цивилизации. Или оно просто пока об этом не знало?
Джоа приподнялась и села на постели, всматриваясь в свое отражение в зеркале, висевшем на стене.
Она ощущала себя частью человечества.
