Но пока воды не было. Я напрягла слух и уловила журчание и шум водослива у лабиринта: водослив наполнился, но еще не вышел из берегов. Возможно, у меня еще есть время. Вероятно, Эмори недостаточно сильно меня ударил, чтобы вывести из строя надолго, а быть может, ему помешал Джеймс или Эмори не учел того, что в мою ловушку льется холодный воздух. После того как Эмори принес меня, подпер дверь, а потом выбрался назад через лабиринт, могло пройти не так уж много времени.
– Роб, Роб! – позвала я изо всех оставшихся сил. Это оказалось труднее, чем обычно. Я чувствовала, как слаб мой сигнал, летящий через бушующую темноту. Сама не сознавая, я переключила сигнал на старый образ, к которому привыкла и который теперь по иронии судьбы оказался истинным:
– Эшли! Эшли! Эшли!
– Что?
Ответ был еле различим, но волна облегчения, распластавшая меня но стене, как мокрую бумагу, показала мне, как я тревожилась за Роба. Он жив и, судя но спокойному ответу, ничего не подозревает.
– Бриони? – Спокойствия как не бывало – он уловил сигнал страха. – В чем дело? Что случилось?
Прислонившись спиной к деревянной стенке, я смотрела не в сад, а на тяжело нависающий прямо над головой пол павильона.
– Ты в опасности.
Вот все, что я могла ответить. Предостерегающий образ не мог дать никакого намека на мое отчаянное положение. Но видимо, несмотря на все усилия, мой страх частично повлиял на образ, потому что в ответе Роба чувствовалась тревога, как электрический заряд, который колебался и раскалывал мысли-волны. Мне пришлось снова перейти на простые сообщения, которые до капли забрали все оставшиеся у меня силы:
– Нет, нет, я в порядке. Я в безопасности. Погоди...
Я обнаружила, что вся дрожу и, несмотря на холод, вспотела. Очистив сознание, я попыталась несколько секунд отдохнуть. По крайней мере, он предупрежден. Я ненадолго закрыла свое сознание, стараясь захлопнуть образ темного подпола и вызвать в памяти картину павильона наверху: лунный свет, накатывающий и отступающий в такт болтающемуся ставню, посылающий колеблющиеся отблески и тени в зеркало над головой. Что бы здесь ни случилось, Роб не должен уловить ни намека на ту опасность, которая грозит мне, иначе он сделает именно то, чего хотят от него мои троюродные братья, – бросится ко мне мимо того места, где они его подстерегают. Предупреждение предупреждением, но их двое, и на их стороне внезапность и темнота.
Я снова открыла ему свое сознание и начала лихорадочно посылать тревожные образы: братья открыли верхний шлюз; река ринулась в ров; водослив пока справляется с отводом потока в пруд, но не совсем; где-то берега рва размыло, и вода хлынула в наполненное до краев озеро; уже затопило сад у коттеджа; вода проникла в низины лабиринта...
На воображаемой картине, как тревожная дрожь, промелькнул образ нижнего шлюза. Роб лучше меня знал, что случится, если напор воды ударит в те прогнившие ворота, или, еще хуже, – если кто-то попытается сдвинуть их. Роб обратился ко мне, облегченно просветлев: – Павильон! Ты там?
По вопросу я поняла: он думает, что я нашла там убежище и, забравшись повыше от подкрадывающейся воды, избежала опасности.
– Да, – как можно убедительнее ответила я. – Да, я в безопасности. Но тебе, Эшли, тебе грозит беда. Будь осторожен, любимый, будь осторожен.
Роб должен был получить от меня образ двух темных фигур, подстерегающих его где-то. Я получила короткую вспышку ответа, несколько искаженного каким-то зигзагом, словно ему не хватало дыхания:
– Я понял. Я иду к тебе. Оставайся там, где ты сейчас.
Сигнал слабел. Если даже Роб уловил мой страх, он должен подумать, что это страх за него. Я надеялась на это. Чтобы спастись самому и спасти меня, на него должен давить мой страх за собственную жизнь.
– Моя маленькая Бриони, будь осторожна, – возникло из ночи и угасло, задутое ветром. Образ пришел странно, не знакомым наплывом, а как будто в ночи кто-то отчетливо проговорил.
Потом раздался резкий, как выстрел, звук. Откуда-то ниже водослива, от входа в лабиринт.
Я вжалась в стену моей темницы, мои руки вцепились в доски, словно готовые разорвать неровную щель.
– Роб! Роб?
Они не могли застрелить его, не могли! Все должно выглядеть как несчастный случай. Ведь я не могла ошибиться!
Прервав мысли, разбив их в осколки, до меня донесся какой-то звук. Треск или скрип, будто напряглась и вот-вот сломается огромная дверь. Порывы ветра заглушили его, но в момент затишья он послышался снова.
– Эшли?
Никакого ответа, словно линия перегорела. Наверное, я позвала его снова, послав в тишину бесформенный образ ужаса, когда, заглушая все остальные звуки ненастной ночи, нижний шлюз рухнул под напором ветра и воды и в лабиринт хлынула вода.
Вода пришла приливной волной, она прорвалась сквозь стены лабиринта и обрушилась на павильон, кружась грязными водоворотами. С ней пришла вся тяжесть воды из рва. Старая постройка дрогнула и застонала, словно корабль, который оторвало от причала и понесло по течению, волоча по дну якорь. Потом вода ворвалась внутрь. Прошла удушающая вечность, когда каждая секунда кажется часом. Вода давила на стены, с ужасающей силой прорываясь фонтанами через вдели и дыры. Струи хлестали со всех сторон, вода плескалась и кружилась водоворотом и быстро, как в засорившейся раковине, поднялась от лодыжек до бедер, до груди... Я скорчилась под полом, прижавшись к нему спиной, а снаружи кружились и колотили в стены обломки досок и бревна с ржавыми гвоздями, опутанные ветвями, как водорослями, покрытые илом и клочками спутанной травы, так что неминуемая смерть под водой казалась не такой страшной, как эти удары. Я изо всех сил прижалась к доскам, закрывая руками рот и ноздри от кружащейся грязи. Если бы пол павильона был в самом деле таким крепким, как казался, он мог бы сохранить необходимый для меня дюйм воздуха, пока вода не просочится, что неизбежно должно было произойти через несколько минут. Потом вода разольется по лабиринту, фруктовому саду и участку коттеджа, после чего побежит вниз...
Но пол не был крепким. Когда я сильно надавила снизу, он чудесным образом приподнялся, раздался треск, половица сломалась и отлетела. Я выпрямилась по пояс в текущей воде, а потом вылезла в павильоне.
К тому времени как я освободилась, вода была уже у самого края люка. Я заколотила половицу назад, схватила раскладушку, поставила ножкой на люк, потом запрыгнула на нее и, вытянув шею, посмотрела через сломанный ставень.
Передо мной открылся мир лунного света без границ и горизонта, только тени метались по воде, а по сливающемуся с водой небу неслись гонимые ветром тучи, тающие на фоне призрачной луны. Черные деревья вздымались в небо, отбрасывая вниз сеть ветвей, ловящих свое собственное причудливое отражение. Не было ни лабиринта, ни сада, ни буковой аллеи между мной и поместьем, только этот сияющий неземной мир лунного света с деревьями как тени и тенями как тучи.
