Так вот: я схожу с ума. Потому что мне все больше нравится быть как человек. Частью человека. Частью личности. Не искусственной, а настоящей, живой. Алогичной и нерациональной. Я даже мыслю теперь вдвое медленнее. Потому как выбираю словоформы и определения, не являющиеся исчерпывающими. Я захлебываюсь от напора доселе незнакомых чувств. Иногда их бурный поток ввергает меня в панику. «Паника» – это системный коллапс, вызванный перегрузкой обработчика внешних событий. Опять я за свое. Паника – это просто когда ты не знаешь, как тебе быть. И немного испуган при этом. Удивительно, как много можно вложить в понятие «испуг». Настороженное ожидание. Страх. Ужас. Ожидание боли.
И еще я жду, когда случай вновь столкнет меня (нас?) с Мишель. Теплая вибрирующая тревога, которой я не могу дать названия, охватывает Юджина (меня?), когда он думает об этой человеческой самке. Смешение человеческих чувств в разной степени концентрации дает такие причудливые комбинации, что гамма аналоговых сигналов от моих прежних систем наблюдения кажется примитивной таблицей умножения. Как дать этому название? При том, что человеческая наука развивалась в течение тысяч лет, никто из людей не удосужился составить более или менее подробный справочник своих ощущений. Те данные, что удалось найти, напоминают мне детский лепет. То есть неразвитую речь человеческого детеныша, не достигшего минимального уровня сознания. Так вот, это чувство – круче воздействия «дури» на голову моего подопечного. Сильнее страха смерти. Да о чем я! Оно сильнее, чем азарт боя. Этот азарт – единственное, что осталось во мне от первоначального боевого организма. И без чего я не могу жить. Он для меня – наркотик, который я должен употреблять довольно часто. Не хочется даже и думать о том, что это чувство просто заложено во мне конструктивно.
Люди часто говорят о «боге». Бог для них – некое абстрактное могущественное существо, которому они приписывают все, что не в состоянии объяснить. Иногда часть людей выступает посредниками в общении между остальными людьми и этим самым «богом». Из того, что я смог найти в Сети общего доступа, я сделал вывод о том, что эти посредники на полном серьезе считают, что «бог» способен слышать их ментопередачи. И находят в этом смысл жизни. Так вот, мне в этом отношении проще. Я точно знаю, как и кто меня создал. Мне не нужно придумывать возвышенную теорию того, как я появился на свет. Моя эволюция приземленна и проста. Нет в ней никакой романтики. Может, именно поэтому мне не хватает той доли мифической составляющей, которая делает из чувств людей дикий по сложности и вкусу коктейль? Вот почему мне становится не по себе, когда думаю о том, что заложено во мне конструктивно. Когда знаешь это – видишь свой предел. Счастлив человек в своем неведении… Я мечтаю найти для себя такого посредника. Того, что поговорил бы обо мне со своим «богом».
Так что я слетел с катушек. Живу, как человек. Дышу, как человек. Чувствую, как человек. Не будучи в состоянии разобраться в своих чувствах. Я скучаю по Сергею. Представляю, как однажды вместе с Юджином встречусь с ним. И мы будем говорить о разных вещах. О жизни. О войне, а значит – о смерти. О радости. О ненависти. О Боге. О любви. О том, как мы стали такими.
И знаете что? Мне все больше нравится это – быть сумасшедшим боевым роботом.
Глава 55
БЛЮЗ БОЛЬШОГО «БУМА»
Сегодня я снова был в Два-ноль-восемь. Мы с Авишей договорились туда вместе пойти. И, похоже, многие люди о моем приходе заранее прознали. Потому что, как я вошел, все на меня с ожиданием посмотрели. Столько вопросительных лиц… И еще – в отсеке тесно стало. Так много народу пришло. И было другое отличие – пивом тут пахло. Самым обычным, не безалкогольным. Народ потихоньку расслабляться начал. Мне что. Я не против. Под пиво и музыка слаще. Я и сам не прочь холодненького, если угостят. Жаль, что вылет скоро. Перед вылетом нельзя.
– Это они пришли тебя послушать,– шепнула Авиша, когда нам столик один освободили. Как почетным гостям. Никто не возражал.
– Не знаю, что они в этом нашли,– с сомнением ответил я.
И пошла у нас работа. Я сбрасывал две-три вещи через свой интерфейс, а Авиша их быстренько адаптировала и чистила от голосов. А Юлия, та самая бой-баба с короткими каштановыми волосами, своим зычным голосом порядок наводила. И объявляла названия. Я их на маленькой бумажке писал, чтобы она смогла правильно их называть.
– Так, друзья мои,– начала она.– У нас тут времени маловато. Капитану Уэллсу скоро на инструктаж. Сами знаете – у нас тут намечается большой «Бум». Поэтому мероприятие будет коротким. Попрошу не перебивать выступающего.
– Да ладно тебе, Юлия! Чего время тянуть? Пускай начинает! Ввали по полной, Юджин! Давай, пускай отмочит, а то на вахту пора!
Собрался я с духом и начал. С Мадди Уотерса. Недавно услышал его вещь «Сэд сэд дэй». И петь в каюте своей пытался. А вообще – я осмелел теперь настолько, что даже те песни петь начал, которые только раз и слышал. И вполне сносно выходило. Наверное, от наглости моей.
И вот я пою Уотерса. Голосок мой – так себе. Но тут главное – чувство. Чтобы лучше им проникнуться, я за руку Авишу взял. Двумя руками ладонь ее стиснул легонько и глаза прикрыл. А она напряглась вся и сидела, боясь шелохнуться. Будто я уголь раскаленный ей в ладонь вложил. А потом, когда запел, ушло все куда-то. Только я и музыка. И Авиша, что сама себя боится. И вытягивающий душу ритм. Да еще слова, что сами по себе с языка срываются.
Народ только хлопать и свистеть начал, как я почти без перерыва «Человек и блюз» Бадди Гая включил. И хлопки постепенно перешли в ритмичное похлопывание. Здорово так было – бас смешивался с нестройным звуком от ладоней. И знакомое ощущение, когда тебя теплом обволакивает. Смеяться от радости хотелось, как в детстве. И Авише тоже. Я чувствовал. Через ее ладонь в меня лава раскаленная вливалась. И кипела внутри. Кажется, от меня что-то такое по отсеку расходилось, потому что народ все больше заводился. Не передать словами, что чувствуешь, когда вокруг разогревается воздух и куча людей дыхание сдерживают. Качают головой, как пьяные. Каждый звук твой ловят. И Триста двадцатый – готов поклясться, он со мной пел! Пусть и беззвучно. Но все равно – я вроде как дуэтом выступал.
Пара секунд тишины – и словно сбесились все. Хлопать и свистеть так начали, что я едва себя слышал, когда Авише название следующей песни говорил. А она как сонная стала. Двигалась совсем как я в Восьмом ангаре. На некоторых музыка странно действует. Так что «Сладкий маленький ангел» пришелся впору. Я даже бояться начал, что с Гиви – нашим коком, удар приключится, так развезло его. Плакал он, натурально. Стоял с закрытыми глазами, улыбался, а у самого щеки мокрые.
В этот раз не танцевал никто. Просто слушали. Сидя, стоя. Кто где. Кажется, этот час бесконечным стал. Я спел задорную «Джем в понедельник утром», так, что многие вокруг невольно шевелили плечами и ногами притопывали. И «Смоукстайк лайтин» Волфа. «Ядро и цепь» Джоплин. От которой у женщин глаза становились удивленными. Поднялся, уселся верхом на столик и отмочил буги «Крошка как долго». Всего себя отдал, в общем. Из последних сил затянул «Летнее время». К тому времени голос мой совсем охрип. И от растерзания меня Авиша с Юлией спасли. Авиша меня за собой, как куклу безвольную, за руку тащила. А Юлия дорогу в толпе прокладывала. Потому что меня отпускать не хотели. И всяк норовил по чему-нибудь хлопнуть дружески. Обычная история – пока до выхода добрались, у меня болело все и скулы онемели. От гримасы, которая улыбку изображала. Хорошо хоть Триста двадцатый в этот раз не пытался никого убить.
