Она резко встала.
— И что это значит, Лапута? — спросил я.
— То, что сказала. Не хочу знать, чего ты добиваешься. Вообще ничего не хочу знать. Вы прячетесь? Можете прятаться здесь. Вам нужны монеты? Я дам. Но я не хочу ни слова слышать о том, для чего ты вернулся, Джа. Это ясно?
Когда я кивнул, она молча вышла. Как только дверь закрылась, Графопыл прошептал с надрывом:
— Ты в ней уверен, Джа? Ежели она сейчас пошлет весточку в Большой Дом…
Я перебил:
— Не пошлет… — и улегся на кровать. Месть местью, а надо поспать хоть немного. — Во всем мире я доверял и доверяю только троим, Дитен. Первый — Лоскутер. Вторая — мамаша Лапута… — Я закрыл глаза, прислушиваясь к тому, что происходит в доме. — Запри двери.
Прозвучали шаги, потом лязгнул засов. Заскрипела кровать, когда Графопыл вновь уселся. Звякнула миска на подносе — он взял еще одного краба.
— А третий? — спросил он. — Третий, это я, Джа?
— Нет, — пробормотал я. — Третий, это я.
И заснул.
Но тут же проснулся. Раскрыв глаза, я резко сел и опустил ноги с кровати. План того, как надо действовать дальше, стоял перед моим внутренним взором, все детали были выверены, все мелочи учтены… Во сне сознание сделало эту работу лучше, чем если бы я пытался обдумать план наяву. В комнате стало темнее — сон длился долго и лишь показался мимолетным. Большак, прикорнувший в углу кровати, спал, свернувшись так, что колени прижимались к груди, и больше всего напоминал сейчас некрасивого ребенка со сморщенным какой-то редкой болезнью личиком.
Я взял с подноса бутылку, допил остатки вина и встал, продолжая обдумывать план. Оставалось несколько мелочей, но главное было уже решено. Я толкнул Дитена в плечо, и пока он, ворча и причмокивая, просыпался, шагнул к двери, прислушиваясь к тому, что происходит снаружи. С первого этажа доносился приглушенный шум, но в коридоре второго стояла тишина.
Я повернулся и глянул на Большака, который сидел и с остервенением чесал шрамы. В комнате было полутемно. Правильно. Темное время для темных дел.
— Дитен, — сказал я. — Мне нужна свободная жабья икра. Немного.
Он перестал чесаться и уставился на меня, приоткрыв рот.
— Свободная жабья икра, — повторил я раздельно, отвязывая от ремня мешочек с деньгами и присаживаясь на край кровати. — Только не начинай хныкать и таращить на меня глаза. Говори — сможешь достать?
Он именно собирался хныкать, но теперь замолчал и просидел некоторое время, не шевелясь, забыв даже про свои шрамы. Потом сказал неуверенно:
— Смогу. Но это дорого, Джа. И сколько тебе надо?
Я взял со стола бутылку, перевернул ее так, чтобы последние капли упали на пол, и показал Большаку.
— На ширину указательного пальца от дна.
— Сколько?
Он присмотрелся к бутылке, оценивая ее объем.
— У тебя толстые пальцы, Джа. Но… дай сюда… — Взяв у меня бутылку, Дитен заглянул в нее, задумчиво понюхал, взвесил в руке и, наконец, решил: — Монет тридцать. Золота, я имею в виду.
— Тридцатка? Но на тридцать золотых дом можно купить. Сколько из этого ты собираешься оставить себе?
Он бросил бутылку на покрывало и ссутулился, голова его опустилась подбородком на грудь.
— Ничего ты не понимаешь, Джа, — произнес он устало. — Мне теперь от тебя не уйти. Покрошат в шматки. Значит, тебе хорошо и мне хорошо. А тебе конец, так и я кончусь.
Я высыпал содержимое мешочка на стол и пересчитал монеты. Набралось сто двадцать три золотых. Отделив тридцать три, я придвинул их к краю стола и сказал:
— Забирай. И принеси мне то, что прошу, до полуночи. Нас, верно, уже ищут, не засыпешься?
Он встал, сгреб монеты и пробормотал:
— Не. Я ж маленький, незаметный. А ты куда, Джа?
Поправив перевязь с саблями, я откинул засов на двери и выглянул в коридор. Голоса снизу стали слышны громче, но, в основном, девичьи — для клиентов пока еще рано. Не оборачиваясь, я сказал:
— Хочу повидать одного эльфа.
Лапута зажала в углу кладовки эльфийку и орала на нее. Судя по красной щеке служанки, она успела уже не только наорать, но и приложиться широкой ладонью, имевшей в свое время дело и с рукоятями клинков, и с корабельным такелажем. Когда я вошел, и троллиха оглянулась, эльфийка, подобрав юбку, прыснула мимо нас так, что только босые пятки засверкали.
— А, сучка немытая! — с яростью прогундосила Лапута вслед. — Не успеешь оглянуться, как они ползаведения вынесут. Ты представь, Джанки, подходит Шмыг… это повар мой, усатый, ты его видал уже, и говорит: иду это я по рынку, прицениваюсь, гляжу, она стоит, вазой торгует. Ваза-то старая, с трещиной, я ее и убрала в кладовку, но все равно! Эта паскуда, она ж не за жратву тут полы драит и грязное белье стирает, я ж им обеим плачу, что ж ты еще и воруешь, гадина? Кто тебя окромя меня на работу возьмет? Ну, народ! А ты куда собрался, Джанки?
Я заметил, что теперь она не смотрит мне в глаза. Отношение ее ко мне, кажется, изменилось. Не то чтобы в худшую сторону, но оно стало другим…
— Все нормально, мамаша? — спросил я. — Ты как? Потому что нас уже ищут, так что, если…
Она покосилась на меня и снова отвернулась.
— Я тебя не сдам, точняк, — сказала Лапута. — Насчет этого можете со своим полукровкой не сомневаться. Но ты стал другим. Раньше ты хотя всякие дела и проворачивал, а все ж таки был еще дитем. Просто не по возрасту здоровым. А теперь… не, вот теперь ты Джанки, как есть, младший барон Дэви. И мои советы тебе более ни к чему, ты лучше знаешь, чё делать, да и слушать меня не станешь. Потому делай, как знаешь. Но смотри… Мне плохо будет, если тебя прибьют. Кто вас ищет, Джа?
— Самурай, — сказал я. — И Даб.
— А! — Лапута кивнула, будто подозревала именно это. — Уже? Ты ж токмо вернулся. Когда успел начудить?
— Впереди еще больше чудного, мамаша. Ты кому дань платишь?
Она подбоченилась, выпятив массивный зеленый подбородок.
— Ха! Сама себе, понял? Не родился еще…
Я перебил, положив руку на ее бугристый затылок и заставив взглянуть мне в глаза:
— Лапута, слышь? Только тебе скажу. Один раз, но слушай внимательно. Продавай «Облако», завтра же. Нет, сегодня. Денег сейчас за него много сможешь взять, дом богатый, а? Садись на первый же корабль и дуй из города, не оглядываясь. Потому что через день не будет твоего «Облака». Ты меня поняла?
Я убрал руку и отступил в коридор.
— Мой кореш сейчас тоже выйдет, а вечером вернется. Впустишь его в комнату, лады?..
— Я повернулся, чтобы уйти, и услышал, как она говорит:
