— Вы полагаете, что не существует? — нарочито медленно спросила она.
— Полагаю.
— Его любовница могла бы многое рассказать мне об этом.
— Но вы же сами говорили, что письма свои она не подписывала. Вам вряд ли удалось бы ее найти. Кроме того… — он сделал паузу, видимо выбирая слова, — есть вероятность, что, как бы ни думали мы с вами об этом в данный момент, рассказанное этой женщиной может причинить вам глубокую боль, расплачиваться за которую ценой вашего душевного мира вряд ли стоит.
Лиззи было ясно, что Николас знает историю отношений Тедди и Чарлза, что он и в самом деле не хочет причинять ей боль, и скорее интуиция, нежели разум, подсказала ей ответ:
— Я понимаю вас, но хочу напомнить ваши слова о том, что вы не станете расплачиваться за грехи другого человека.
— Я и в самом деле не имею такого намерения и надеюсь со временем завоевать ваше полное доверие. Сделаю во имя этого все, что смогу.
— Правда?
Мягкая, спокойная улыбка Николаса вызвала в душе Лиззи бурную вспышку счастья, а он продолжал:
— Разумеется, правда, но я не собираюсь бросать старых друзей и не обещаю, что никогда в жизни больше не брошу одобрительный взгляд ни на одну женщину.
— Если этот взгляд будет всем, что ты на нее бросишь, — неожиданно даже для самой себя перешла на ты Лиззи и, протянув руку, коснулась пальцами лацкана его смокинга.
— Согласен, — сказал он и взял ее руку в свою.
— Подозреваю, что ревновать все равно буду к каждому такому одобрительному взгляду, но постараюсь не превращаться в мегеру. И я уверена, что ревность моя не имеет никакого отношения к Чарлзу и целиком определяется моим отношением к тебе.
— Как же ты относишься ко мне? — спросил он, поднося ее руку к губам и целуя в ладонь.
Лиззи вздрогнула от радостного предвкушения.
— Мне кажется, я достаточно ясно сказала об этом однажды ночью, совсем недавно.
— Прошу тебя, скажи еще раз.
Она обратила к нему счастливое лицо и проговорила:
— Ты — моя любовь и всегда был ею. Моя великая страсть.
— А ты… — Он слегка коснулся губами ее губ и договорил: — Мое безумие.
— Великое?
— Величайшее, — прошептал он и поцеловал ее поцелуем, который обещал многое, очень многое на это Рождество и все последующие.
Внезапно Лиззи отстранилась от него и спросила:
— А зачем ты собираешься ехать в Бирмингем? Он рассмеялся:
— Мистер Диккенс собирается через несколько дней впервые прочитать публично свою «Рождественскую песнь». Я заказал билеты, думая, что ты, а также Кристофер и Адам присоединитесь ко мне.
— Николас, это просто замечательно!
— Я святой, — произнес он с подобающей скромностью.
— Святой Николай? Дед Мороз?
— Думаю, могу претендовать на несомненное с ним сходство, — согласился он с театральным пафосом, потом заговорил очень серьезно: — Элизабет, ведь это ты первая познакомила меня с повестью мистера Диккенса о том, какие возможности исправить свою жизнь дает нам сочельник. А я даю тебе возможность услышать написанное им из его собственных уст.
— Боже, вот не думала, что получу когда-нибудь такой подарок!
— Нет, моя милая Элизабет. Настоящий подарок — любовь, и это я никогда до сих пор не получал такого подарка.
Призраки давно прошедшего Рождества, которые так долго стояли между ними, теперь навсегда ушли в прошлое. Дух нынешнего Рождества будет встречен с радостью и любовью. Что касается грядущих Святок, их незачем опасаться, — добро им пожаловать много-много раз!
Жизнь с Николасом не будет совершенной и легкой, но такую жизнь Лиззи уж испытала. Великая страсть имеет свою цену, но ее стоит заплатить. Каждый грядущий день будет полон любви, и слез, и смеха — всего того, из чего состоит жизнь и благодаря чему она имеет высший смысл.
Эпилог
Больше он уже никогда не водил компании с духами, — в этом смысле он придерживался принципов полного воздержания, — и про него шла молва, что никто не умеет так чтить и справлять Святки, как он. Ах, если бы и про нас могли сказать то же самое! Про всех нас! А теперь нам только остается повторить за Малюткой Тимом: да осенит нас всех Господь Бог своею милостью!
Чарлз Диккенс. «Рождественская песнь в прозе».
Грядущее Рождество
Рождественский день 1858 года
— Больше он уже никогда не водил компании с духами… — Голос Фредерика звучал несколько театрально, как, по его мнению, того требовала «Рождественская песнь».
Ник улыбнулся и обвил рукой талию жены.
Дядя Фредерик читал детям вслух, как он это делал каждый год в день Рождества с тех пор, как поженились Николас и Элизабет. То ли благодаря драматическим способностям чтеца, то ли силе воздействия слова мистера Диккенса дети слушали повесть с напряженным вниманием, даже Кристофер, который заявлял, что он уже не маленький, чтобы ему читали вслух и в этом году, пора кончать с детскими забавами. Адам, во всем подражавший брату, высказывал те же соображения, но поскольку дядя Фредерик читал особенно интересную историю и к тому же в день Рождества, слушал из уважения к старшим.
Джеймсу только недавно исполнилось четыре года, и он дремал, уютно пристроившись рядом с Кристофером, все время, пока Фредерик читал. Ник не уставал удивляться тому, как легко и быстро старшие мальчики привыкли к новому брату. Они уже строили планы насчет того дня, когда он присоединится к их подвигам и приключениям.
Что касается близнецов, они были еще слишком малы для того, чтобы слушать чтение, и пребывали наверху, в детской, под бдительным присмотром мисс Отис, которая зарекомендовала себя столь же умелой воспитательницей дочерей Николаса, как и сыновей.
— …никто не умеет так чтить и справлять Святки, как он…
Фредерик возвысил голос, и леди Торнкрофт перестала улыбаться. Никто не был так удивлен, как Ник, а может, и сам Фредерик, когда граф женился на женщине, близкой ему по возрасту. Ник подозревал, что за этим кроется преинтересная история, но когда он начинал расспрашивать дядю, тот не очень внятно отвечал, что давно должен был это сделать.
— …повторить за Малюткой Тимом: да осенит нас всех Господь Бог своею милостью.
Фредерик с торжествующим видом закрыл маленькую книжку:
— Ну, каков я? Думаю, так же хорош, как сам мистер Диккенс.
Старшие мальчики обменялись взглядами и улыбками. Фредерик задавал один и тот же вопрос каждый год и каждый год получал одни и те же ответы.
— Очень хорошо, дядя, — похвалил Адам.
